а сердце
(и-олли, «тот, чья сущность движение»), где рождаются намерения и желания, вовсе не обусловленные автоматизированным обществом, — конечно, ассоциировалось с
нагуалем.Соединить эти две силы, единые в корне своем, древним нагуалистам должно было казаться процессом естественным, простым и необходимым. И они соединились — не в полевых заметках университетских антропологов, а в волшебном эпосе доктора Карлоса Кастанеды.
Так в нагуализме человек стал целостным. Он приобрел перспективу объединить две стороны, чуждые друг другу и устроенные принципиально по-разному. Он приобрел шанс обрести свободу. Таков подлинный нагуализм. Он метафизичен и философичен, и сказать об этом необходимо.
Принимая в качестве повсеместного фундамента бытия некую реальность, исполненную безличной силы и не подчиняющуюся законам, установленным для окружающего поля, — так называемому «перцептивному договору» (конвенциональности), где указано, что и как воспринимать, что не воспринимать ни в каком случае, и что воспринимать в отдельно оговоренных случаях, — мы неминуемо превращаем нагуализм в «науку об осознании». Причем, если саму «науку» мы можем постичь и даже формализовать определенным способом, то практическое применение данной «науки» (которое порой именуют магией) на деле может быть только «искусством». Иными словами, это — специфическое мастерство, которому можно научить лишь до какого-то предела. «Искусство» начинается там, где исчезают способы обучения. Разумеется, это зависит не только от качества изучаемого навыка, но и от уровня и опытности учителя.
И все же — если мы говорим об искусстве, какого бы великолепного учителя мы ни нашли, наступит пугающий момент «освобождения» от учебы — тот самый момент, когда законы, алгоритмы, аналогии, даже легенды и притчи больше ничего не говорят ученику. Оказавшись лицом к лицу с нагуалем, Непостижимым и Неизреченным истоком всей данной ему реальности, нагуалист может опираться только на себя — на свой талант, на свое «искусство осознания», способность чувствовать и следовать интуиции. Он постиг «науку», и теперь имеет дело с непредсказуемым даром Силы, со своим личным «искусством осознавать». Об искусстве мало, что можно сказать, и поэтому я почтительно замолкаю.
Главное содержание теоретического наследия нагуалистов — это, конечно же, «наука об осознании». Поскольку осознание — очень тонкий и неуловимый предмет, нагуализм исследует его через две психические способности человека, которые академическая наука традиционно называет «высшими» — через
