А вот генерал-майору Редьке было куда несподручнее. У него не существовало ни далекой, ни близкой Родины, которая бы пусть и перспективно, не в текущей пятилетке, но завершила бы за него правое дело и поставила на истории большую круглую печать с надписью «Наше дело правое! Победа будет за нами!» Нет, вообще-то истовое Отечество находилось от него не за семью, заставленными там и тут фишками авианосных соединений морями — оно расстилалось прямо здесь, разбегалось по округе, охватывая города и веси. И вроде бы, по крайней мере, до сегодняшнего момента, над ней не покачивали хищностью клювов бомбардировщики карателей, а в райцентрах покуда не открылись рейхсканцелярии колонизаторов. И тем не менее, его Родина уже была надежнейше оккупирована, причем не первый год кряду. Там, в стольном граде Киеве, привольно расположились марионетки-гомункулусы, запросто, двадцать четыре часа кряду вещающие с TV-носителя, что бог на душу положит; ясное дело, их собственный, тот самый, прикрывшийся нашпигованными ударными носителями морями и тридцатью загнанными в стойло блоковой стратегии царствами. Ныне как раз успешно наращивалась оградка, и поскрипывали приглашающе ворота — плелась новая привязь для очередной кобылки — Неньки-України. Что в таких условиях должен был делать Штирлиц — генерал-майор Редька?
«Извиняюсь, господа рейхо-службисты, но я так не играю, получите назад свои штандартенфюрерские игрушки-побрякушки, петлички и прочее, освобождаю вашу описаную песочницу, уйду гордо, даже без пенсии. Уж кто-кто, а Штирлиц бы так не поступил. Простите, мол, друг-товарищ по НСДАП Мюллер, но по случаю альтернативного варианта, со вступлением Манштейна в Москву и переправы Паулюса через Волгу, я потерял великий смысл своей службистики Рейху, ибо оно было подкреплено лишь служением морозостойкому СССР. Ухожу в монастырь. Где тут ближайший православный, или хотя бы католический?». А то и того хуже. «Уважаемый обергруппенфюрер, нижайше докладываю, что все эти годы тайно сотрудничал с врагами Рейха. Ныне же, убедившись, как он воистину велик, глобусо-наступателен, и как ничтожны, а также географически ретроградны его супротивники, приношу клятву трудить спину, оседлавший ее спинной мозг, и до сей поры неверно мыслящий, и не по праву возвышающийся над оным, заблудший мозг головной, только во славу и в пользу Великой Германии, моей воистину второй, однако ныне заглотнувшей первую, Родины».
