Погребённые заживо | страница 31
Он обосрался. В буквальном смысле слова наложил в штаны, судя по выражению его лица, когда он медленно начал отступать. Убрал свою биту, поднял руки вверх: «Ладно, приятель, ничего же не случилось».
Конечно, пистолет был ненастоящим, но все равно его зауважали. Зауважали пистолет, не Конрада. Но какая разница! Не все ли равно? Чувство, охватившее Конрада, когда он снова садился в машину, было восхитительным. Он никогда ничего подобного не испытывал. И оно долго не проходило, бурлило в крови, когда он вихрем пролетал мило автобусов и несся сломя голову по лужам, в аккурат до того момента, когда двадцать минут спустя все полетело вверх тормашками…
В другом углу комнаты проснулся мальчик. Конрад догадался об этом по положению его тела, по тому, как он повернул голову, по тому, как натянулась материя на его лице.
— Есть хочешь?
Они долго спорили, вставлять ли в рот кляп, и в конце концов Аманда решила, что не надо. Это уже перебор. В любом случае, большую часть времени мальчишка находился под кайфом, и даже когда выходил из него, они коршунами налетали на него, если он пытался кричать.
— Будешь что-нибудь?
Мальчишка молчал, хотя говорить был в состоянии. Просто прикинулся, что не слышит. По каким-то причинам он решил молчать — может, в знак протеста или еще зачем — как будто играл с ними в какую-то игру.
Пытался быть умнее их.
СРЕДА
Глава четвертая
Отец пристрастился являться к Торну под утро.
Из-за боли в спине уже где-то с пяти часов утра ему не спалось. Он лежал в темноте, в единственно удобной позе, какую мог найти, — подтянув колени к груди, — и думал о своем отце. Время от времени ему удавалось вновь погрузиться в сон, и тогда их неожиданные встречи становились более странными, более драгоценными — отец неизменно снился ему в эти час-два перед тем, как надо было вставать.
В снах сына Джим Торн являлся, находясь на последней стадии болезни Альцгеймера, где-то за полгода до того, как он погиб в огне. Это так похоже на отца, думалось Торну: он всегда был таким несговорчивым, таким кровожадным. Почему бы ему не являться во снах еще молодым мужчиной? Или, по крайней мере, человеком, чей разум еще не слетел с катушек? Вместо этого отец являлся ему разозленным и сквернословящим, теряющим нить разговора, рассеянным, взбешенным и потерянным.
Беспомощным…
Частенько старик лишь сидел на краешке кровати Торна и жаждал начать расспросы. Так он вел себя перед смертью. Наплевательское отношение к хорошим манерам соседствовало с зацикленностью на пустяках, каталогах и викторинах.