Потом Вить-Вить вздохнул:
– Я сегодня говорил Ивану, что Валентина Ивановна все одна и одна дома.
Татьяна посмотрела на него, кивнула.
– Иди погуляй, – сказал мне дядя Федя.
Я пошел куда-то в сторону, оказалось, через улицу я пошел. Чуть не наскочил на самосвал, тот загудел тревожно, я отпрыгнул обратно на панель, затоптался на месте.
– Иван, – позвал меня Вить-Вить. Я подошел.
– Таня придет к нам с первого сентября.
– Пусть свой законный отпуск отгуляет, – пояснил мне дядя Федя.
Я кивнул.
– Ну – и ладушки! – подытожил Вить-Вить, протянув Татьяне руку.
И все поочередно попрощались с ней за руку. Филя, вспомнив свои фокусы, снял с плеча Татьяны конфетку, вручил ей торжественно.
Мне только кивнули – за руку у нас не принято прощаться, – пошли обратно.
– Слушай, давай посидим, а? – попросила меня Татьяна, показывая на скамейку в сквере.
– Давай.
– Там в письме, что я показывала, – сказала она, не двигаясь с места, – есть насчет журналистики… Я тебя очень прошу, очень: забудем об этом года на три, на пять, а?
– Хорошо! – почему-то даже обрадовался я и взял ее за руку.
И тогда она, улыбаясь уже, спросила:
– А ведь я выдержала экзамен, да?
– Какой? – И тут же понял: да! Вить-Вить же сказал: «Ну – и ладушки!» И никак мне было не спросить, о чем они разговаривали, когда дядя Федя послал меня погулять.
– Они сказали, чтобы я пока побыла с Валентиной Ивановной,
Я потянул Татьяну за руку к себе, откровенно намереваясь прямо на улице поцеловать ее. Она согласно придвинулась ко мне, только глаза у нее снова были совсем зелеными. И даже какие-то искорки в них прыгали, маленькие и насмешливенькие. – Извини!
– Нет, отчего же…
– Просто – спасибо тебе.
– Ах ты! – откровенным движением обняла меня за шею, мы поцеловались и очень быстро пошли.
Прошли уже несколько улиц, когда я опомнился и сказал:
– Ты же хотела посидеть в сквере.
– Теперь это уже не надо, – сказала Татьяна, а
мне опять показалось, что она умнее меня и вообще все лучше понимает; взрослее, наверно. Поглядела на меня: – Ты очень есть хочешь?
– Нет.
– Я Валентине Ивановне сказала, что мы к нам домой съездим, ты ведь ни разу у нас не был… – И лицо у нее сделалось чуть напряженным, и смотрела она в сторону.
– Хорошо.
Мы пошли на метро, а я все думал: почему у Татьяны вдруг так изменилось лицо? Сказал, когда мы уже спускались на эскалаторе:
– Ты только меня никогда и ни в чем не бойся, хорошо?
Она обернулась, снизу вверх поглядела на меня, ответила очень серьезно:
