И она поступила туда. Но проучилась недолго: совсем неожиданно для Евгения Андреевича собралась замуж за выпускника-сельхозника, длинного, тощего, конопатого агронома.
Евгений Андреевич даже заболел от этой новости. Он просил, умолял Олю не глупить, не ломать своей жизни, получить образование, крепко встать на ноги и потом уж, если никак не обойтись, делать этот шаг.
Оля все-таки не послушалась, вышла замуж и уехала в какую-то глухую деревню, куда не ходили поезда и не летали самолеты.
Евгений Андреевич довольно холодно простился с сестрой, а ее «конопатому сельхознику» не только не подал руки, но даже не взглянул в его сторону.
С тех пор прошло много лет. Оля изредка писала письма, скупо сообщала о своем житье-бытье, о детях, о том, что закончила какое-то там училище, что ли, и работает заведующей птицефабрикой; что у нее пропасть всякой работы, так что не только скучать, но и письма написать некогда. Евгений Андреевич морщился и мрачно хохотал, читая про «заведующую» и про «птицефабрику». «Что за любовь к гиперболам! Любой курятник, любую ферму называют фабрикой, комбинатом! Заведующая!.. Эх, Оля, Оля…» И снова хохотал невесело и горько.
Он отвечал ей кратко и сухо, а мужу — ни слова, ни поклона, будто и не было его на свете. Никак не проходила обида на «конопатого сельхозника», погубившего жизнь сестры, упрятавшего ее в какой-то дикой дыре.
За это время Евгению Андреевичу довелось увидеться с Олей всего лишь трижды. Последний раз — месяц назад. Забежала она к нему буквально на час — торопилась на завод за каким-то оборудованием для своей птицефабрики.
Оля очень волновалась, то и дело всхлипывала, глядя на крепко сдавшего брата, на его холостяцкую квартиру. Сквозь слезы, с пятого на десятое, сообщала все, какие вспомнились, новости. Евгений Андреевич слушал Олю, глядел на ее натруженные обветренные руки, на ноги в заляпанных грязью сапогах, на пестренький платок, спадавший с плеч, на поношенный плащ, который она держала на коленях, и жалость жгла его сердце.
Евгений Андреевич вздохнул трудно, заглянул участливо в глаза сестры.
— Нелегко, поди, живешь, а? Поди, концы с концами не сводишь?
— Да нет, все в порядке. — А потом неожиданно засмеялась смущенно и доверчиво. — Ты же знаешь, какие мы все, женщины: сколько ни будь денег — всё кажется мало. И одеться хочется покрасивее, и в квартиру мебель получше…
«Ну, ну, вижу, — подумал Евгений Андреевич. — Вижу, как приоделась, и в квартире, наверное, не краше». Сказал вслух:
