Когда окружающее перестает вертеться в безумном хороводе, я понимаю, что все было иначе. Что Дикий Оги обвиняет меня в смешной краже десятка полновесных из его сейфа. Несмотря на боль в разбитом носу я пытаюсь смеяться - это в самом деле смешно, чтобы я, легко исправляющий оценки в любой базе, польстился на его грязные деньги. Еще один удар отправляет меня в абсолютно черное пространство.
На темной дороге - еще более темное глянцевое пятно и тошнотворно-красные ошметки. Я заторможенно смотрю на тонкую руку, торчащую из кошмарного месива. Вспоминаю, как видел в 3D разбитый арбуз: было очень похоже, но не так жутко. Потому что сейчас я знаю, что это человек.
Точнее, был человек. Еще какие-то минуты назад он был лысым Кетом.
Вокруг негромкий гул: я поневоле слышу самые разные версии. Что он не выдержал позора исключения, что проигрался в виртуальном казино, что был членом секты, пропагандирующей суицид и что его элементарно спихнули с крыши во время драки.
Смаргиваю наползающую на глаза муть. Голоса стихают, и я понимаю, что передо мной на дороге - чудовищно искореженные останки автопрепа. Кто возненавидел до такой степени обучающую машину? С какой высоты нужно было ее грохнуть, чтобы превратить в мешанину микросхем?
Сгустки искусственных нейронов расползлись вокруг колониями металлических насекомых. Мне кажется, что на карикатурной физиономии препа застыло недоумение.
Мои руки - жадные и пугливые одновременно - исследуют новые территориии. Дея в шутку вырывается, хохочет, запрокидывая голову. Мы оба здорово разгорячены "кокаи-джазом", а грохот музыки, доносящийся даже сюда, придает сцене нереальность.
Я уже установил, что накладки на бюст она не использует.
На виске у нее возле розового ушка - блестящая горошина идентификатора. Особый шик: мой пристроился в локтевом сгибе, как и у большинства. Сейчас этот крохотный шарик, взблескивающий в полутьме, еще больше распаляет меня. Притрагиваюсь к холодной гладкости металла языком. Дея дергается, и язык попадает в нежную раковину ушка. Она хихикает и прижимается ко мне еще сильнее.
На миг зарываюсь лицом в ее взлохмаченные недавним танцем волосы. Отстраняюсь, чтобы лучше рассмотреть пылающее лицо. Полутьма размывает краски, добавляет неожиданные тени...
И я понимаю, что сейчас потеряю ее, как потерял уже мать, выигранный спор и погибшего дурака Кета. И от Холо не останется почти ничего.
Я стану кем-то другим.
Бешено сопротивляюсь наползающей тьме. Лицо Деи плавится, как восковое, меняется разрез глаз, рисунок скул, контуры губ. Волосы норовят посветлеть, потом становятся короткими, потом сплетаются в жгуты. Я впиваюсь в ее плечи, удерживая настоящую Дею, не давая ей раствориться в безумии перемен. Жжет острой пылью широко распахнутые глаза, чужая воля перехватывает горло костлявой рукой, но я судорожно цепляюсь за реальность воспоминаний, собирая из осколков живую картину. Глухо, но упрямо повторяю:
