А тот уж по подбородок в жижу провалился.
Нащупал Ванька чубареву руку, тащит, а из трясины его ровно кто за ноги тянет. Не пускает топь. Чубарь трепыхается, в ларчик вцепился, а грязь уже к носу подошла. У Чубаря глаза выкатились, трясина пузырями пошла; видать кричать решил, а поздно.
Свистнуло у ванькиного уха, и Чубарю промеж глаз стрела вошла. Ванька опомниться не успел, а голова целиком в трясину провалилась, только пальцы ещё мгновение за ларец цеплялись.
Вскочил Ванька, на кочку, себя не помнит:
– Ты зачем? – орёт. – Зачем стрелила?
А у той губы дрожат.
– Потому что лучше так, чем… вон…
Оглянулись оба на окно, а там пузыри – бурк, бурк. Представил Ванька, каково в трясине тонуть. И то верно, лучше уж стрелу в лоб.
Тут у него так коленки задрожали, что плюхнулся Ваня на мокрую кочку. И увиделось ему странное: далеко за болотом, у самого неба, где смутно виделись развалины, вырастала из земли громадная поганка. Тонкая нога тянулась к облакам, вздрагивала манжетка, распухала квашнёй шляпка, на которой весь корован бы поместился, и ещё бы для деревни место осталось.
Сморгнул, и пропала поганка.
А Сила вовсе ничего не заметила. Глаза закрыла, лицо серое: пусть хоть десять раз над охраной главная, и бранник, каких поискать, а всё ж девка. Ваньке даже обнять её захотелось, утешить.
Утешишь такую, как же. Будто почувствовала, сверкнула чёрным глазом:
– Ворочаемся.
Уходили-то трое за одним, а вернутся вдвоём. Ларец, правда, отбили, да что в нём такого, в ларце этом, чтоб двух человек в лесах загубить?
Открыл Ванька крышку. Лежат в ларце прозрачные прутики с золотыми клювами, а внутри у прутиков синеется. Вынул он один – лёгонький, тоненький, еле в пальцах удержишь. Провёл клювом по ладони – остался яркий синий след. Поелозил пальцем – не стирается. Батюшки, сам себя пометил, не к худу ли?
Потом не удержался, по языку повозил. И на вкус дрянь. Ох уж, эти вещуны.
Вода, журча, бежала вдоль бортов, а Ванька с наслаждением нюхал речной воздух. Пахло свежим. Куда вкуснее, чем от козла.
Впереди из воды поднимался громадный корабль без мачт. Был он призрачно-дымным и смотрел прямо на Ваньку. В чёрной воде корабль не отражался.
– Это, дуся, Аврора. Она раньше на Неве стояла, где старый Питербурх. Стояла-стояла, а потом как бабахнет, и прямо по старой Москове. Ну, та и порушилась вся.
– Это когда большой бабах случился?
– Он и есть. А от того выстрела Аврору завернуло и по Питербурху пронесло, так что и его порушило. Ну а малые города, те тоже… как-то развалились многие… А теперь, видишь, здесь стоит. А вот куда целится? Может, в Кострому? Но для нас она безобидная, ей бы в чего покрупнее стрельнуть.
