Первые гадости | страница 54



Однажды на земле пошел такой дождь, что под землей затопило всю трубу, и Леня три часа сидел на верхней жердочке люка, в страхе захлебнуться. Но все остальное время он шел по течению воды, нагнув голову и не зная куда. Куда вода текла. Леня шел и поддерживал в себе жизнь надеждой на встречу с ассенизатором. Иногда мимо проплывал какой-нибудь вкусный, или интересный, или полезный предмет подошва сандалии, дохлый голубь; попадись он на третий день скитаний, еще неизвестно, позволил бы ему Леня уплыть; пакет из-под молока, сохранивший две-три тухлые капли; газета, расползающаяся в руках и сообщающая предпоследние новости в верхнем мире. А в одной вымоине Лене попалось золотое женское кольцо с камушком, но даже такая находка не взбодрила его, потому что не согрела и не накормила. Ведь в канализации кольцо — не тетка.

«Мамочка, — бормотал Леня, — родная мамуля, если выберусь отсюда каким-то чудом, до конца жизни буду тебя слушать. Я курить брошу, мама, и портвейн не стану пить даже даром, я на работу пойду и всю зарплату тебе отдавать буду, кроме некоторой части. Я в дзюдо запишусь и, честное слово, на чертовом колесе не испугаюсь прокатиться. Вот сходим с тобой в парк культуры — сама увидишь. И если чего-нибудь дефицитного достану, то сначала тебе дам откусить, а потом сам съем остаток. А жениться не буду, мама. Ты же знаешь, как я во сне ворочаюсь: меня ни одна жена ночью не выдержит. И от собственного храпа я просыпаюсь. Да и себя люблю больше всех женщин — куда мне жениться! Лучше с тобой, под твоим крылышком сесть тихонько и нестрашные сказки слушать…»

Вечером второго дня, продолжая повиноваться течению, Леня вышел на свет: труба кончилась в стене набережной. Дальше была бездонная для Лени Москва-река, по которой сновали шустрые прогулочные катера, разнося через громкоговорители веселье. Умей Леня плавать, он бы бросился в воду, доплыл до ближайшей пристани и спасся. Но он умел только ходить и ползать. Высунув голову и посмотрев на жизнь, проносившуюся мимо, Леня поплакал и вернулся в лабиринт.

На третий день он наткнулся на обломок телефонной трубки и от нечего делать стал вести воображаемые разговоры со знакомыми: с Победой, Простофилом, Аркадием, Десятым яйцом, Червивиным и Чищенным. Только маме он не стал «звонить», потому что за два предыдущих дня обо всем с ней наговорился, а новостей не было.

«Алло! — звал он. — Победа! Я даже перед смертью люблю тебя, как бутерброд. Слышишь? Ты прекрасна, как сто сосисек. Поверь наконец, я осчастливлю тебя. Жить со мной — все равно что питаться три раза в день… Не веришь — спроси у мамы. Только не молчи в ответ и не презирай меня раньше времени!»