Тепляков строг, но всегда справедлив. Если накажет, «несправедливый» командир — переживается легче: пытаешься сам для себя найти хоть маленькое оправдание… А тут оправдаться трудно: Тепляков «отвесит» ровно по заслугам.
— Ну вы, надо сказать, драчун, — говорит Инга.
— А как я, по-вашему, должен был поступить?
Инга смеется. Глаза у нее узкие, восточные. И когда она смеется, остаются одни щелочки.
— Знаете, Инга, у нас в спецшколе по воскресеньям танцы. Можно вас пригласить? У вас есть телефон?
Инга говорит «можно», потом прощается со мной у подъезда, и я слушаю, как удаляются ее быстрые шаги.
Самое трудное время в спецшколе — это подготовка к военным парадам.
Прежняя учебная нагрузка остается целиком. Но к ней прибавляется новая — несколько часов строевой подготовки каждый день после занятий.
Шагают все четыреста человек, но на парад пойдут только двести: каждая спецшкола на параде представлена одной «коробкой» — двадцать человек в ширину, десять в глубину.
На ноябрьский парад нас, новичков, не пустили. В майском мы можем участвовать, но для этого нужно иметь отметки по всем предметам не ниже «четыре», а по военным дисциплинам — стрелковому делу, артиллерии, химзащите — только «пять».
Правда, по военным дисциплинам у нас никто не отстает. Если учащийся получит по физике или литературе тройку, ему сочувствуют. Но заимей тройку по военному делу, и ты будешь окружен презрением. Не знать устройства полковой пушки или не разбираться в топографии — позор. Твои же товарищи скажут:
— Слабак.
Мы, четыре «мушкетера», были уверены, что на парад нас возьмут. Только немного опасались за Курского: вытянет ли он немецкий?
Но нашли выход. Его предложил Тучков:
— Моя мама работает переводчицей в «Интуристе». Я уже говорил с ней. Два раза в неделю она будет с тобой заниматься, Лешка. А всякие там «ну шантон, ву шантэ» забудь. Иначе не видать тебе Красной площади.
— А если в математике отстанешь, — добавил Доронин, — так и быть — дам списать контрольную…
…Мы шагаем. Сначала, во дворе школы, потом на соседнем стадионе, потом на Краснохолмской набережной. Нас учат десятиклассники.
— Товарищ старшина, — докладываю я десятикласснику Исаеву, — взвод для занятий построен. Дежурный Крылов.
Исаев осматривает нас, чуть пренебрежительно говорит:
— Так, так… пуговицы нечищены… Ремень болтается. Эх, вы!
А мы стоим и думаем: «Давно ли ты сам такой был?»
За два месяца строевой подготовки мы разбиваем свои ботинки так, что их и в ремонт не примут. Перед парадом дадут новые.
