«Менжинский» разворачивается и выходит на середину реки.
Мимо нас плывут изрытые птичьими гнездами берега Москвы-реки, потом — Оки.
После ужина дают отбой, но спать никому не хочется. Лежим, болтаем. Восхищаемся «Менжинским», его салонами, каютами, рестораном. Все это нам в новинку.
— Любят нас, спецов, раз такой пароходище дали, — замечает Курский.
Сверкая огнями, идет «Менжинский» по Оке. Разговоры в каютах и на палубах затихают далеко за полночь.
А потом, едва мы засыпаем, резкий толчок. Такой, что мы едва не падаем с полок. Выбегаем из каюты. Что случилось?
Занимается рассвет. Над рекой плывет пар, берегов не видно.
На палубе мы сталкиваемся с матросом.
— На мель сели.
Ждем, когда придет буксир.
— Сколько сейчас?
— Ровно четыре. Ровно четыре…
— Немцы перешли нашу границу, — тревожным шепотом говорит Курский, — это что же — война?
— Откуда ты узнал?
— Капитан парохода по радио принял.
— Может, пограничный инцидент?
— Нет. Я сам слыхал, как капитан говорил с Тепляковым.
На наши плечи ложатся чьи-то тяжелые руки. Оборачиваемся — Тепляков. Лицо у него бледное, и глаза такие, каких я не видел никогда, — мрачные, суровые. Сколько я знаю Теплякова, он всегда улыбался — то весело, то грустно, то насмешливо.
— Война, ребята… Немцы бомбили Минск, Киев… И все-таки еще не верится.
Война. Мы готовились к ней, мы видели, как год-два назад строились в Москве бомбоубежища, мы пели песню «Если завтра война…», мы знали, что она придет. И все-таки она пришла неожиданно.
Пароход пристает к дебаркадеру. Мы сбегаем по трапу и сразу же на берегу — построение.
— Война.
Это говорит майор Кременецкий.
Теперь уже всем все ясно… И никто, сколько ни пытайся, не успокоит себя: может быть, произошел пограничный инцидент, конфликт. Война.
В лагере мы живем недолго. Снова за нами приплывает «Менжинский».
Только это уже не тот пароход, что совсем недавно стоял у пристани московского Южного порта. Стекла у него выбиты, на стенах, которые раньше были белоснежными, — черная копоть: «Менжинский» побывал под бомбежкой.
Когда нас пошлют на фронт?
На фронтах неудачи. Но это, наверно, ненадолго. Скоро мы соберемся с силами, обескровим гитлеровцев и погоним назад. Но «скоро» не наступает.
Что же происходит? В сводках Информбюро мы не находим разъяснения.
Газеты сообщают, что уничтожено триста танков врага; что за два дня взято в плен пять тысяч фашистов; что немецкий солдат Альфред Лискаф перешел на нашу сторону и обратился к солдатам райха с призывом свергнуть режим Гитлера; что одна кавалерийская часть захватила пятнадцать верховых лошадей, а сын начальника Житомирской электростанции задержал диверсанта, сдав его постовому милиционеру.
