Мишка страдальчески сморщился, крепко сжал челюсти, будто от невыносимой боли. «Плохо. Совсем плохо! Но все равно я бы не струсил и не предал бы товарища… Это Василь зря обо мне так…» Однако тут же новая, еще более жестокая мысль прошила голову: «А хлеб, который ты только что хотел съесть — это не предательство?! Разве настоящий товарищ, настоящий человек будет думать только о себе, о своей шкуре?»
Мишка порывисто сел, сжал руками голову.
— Не хочу быть таким, не хочу! — чуть ли не вслух проговорил он, и в голосе чувствовались боль и отчаянье…
Ночь проходила, а Мишка не спал, все думал, думал, думал. Он думал по-настоящему, по-мужски, впервые в жизни сумев критически посмотреть на себя. После таких раздумий человек становится крепче, взрослее, чище. И жалок тот, кто не переживает подобных тяжелых, но нужных минут…
Перед рассветом Мишка заснул трудным сном.
Проснулся Мишка потому, что услышал взволнованные голоса товарищей. Над бором уже пылало солнце. Мишка хоть и чувствовал себя разбитым, однако что-то новое, радостное наполняло его.
Мишка вскочил на ноги, подошел к ребятам. Их лица были хмурыми. Вася тяжело взглянул на Мишку.
— Ты не брал хлеб?
— А что? — произнес тот, чувствуя, как прилила кровь к лицу.
— Хлеб пропал, вот что.
— Я не брал… Разве его нет в рюкзаке?
Вася молча открыл рюкзак: хлеба там не было, а тряпка, в которой он был завернут, валялась рядом. Поспешно, словно боясь, что его перебьют, Мишка залепетал:
— Я не брал… Я… Поверьте…
Он умолк, встретив холодный, презрительный взгляд Левки.
— Врешь! Ты съел!
— Я не съел…
Мишка только сейчас понял, какое тяжелое подозрение пало на него. Он не знал, как ему оправдаться, как доказать свою невиновность. «А может, и взаправду я хлеб съел, — с ужасом подумал он. — Во сне, нечаянно…» Но нет! Мишка хорошо помнил, что положил краюшку обратно в рюкзак. И больше не брал.
— Не я… — повторил он.
И тогда Левка, словно камень, бросил ему в лицо:
— Трус ты! Даже признаться не можешь.
У Мишки мелко затряслись губы, он еле сдерживал себя, чтобы не разреветься.
— Не брал я хлеб, ребята…
— Врешь! — закричал Лепка. — Врешь! Больше некому! Больше у нас здесь такой дряни, как ты, нет!
Вася хмуро остановил Левку.
— Не обижай человека! Не обижай, когда не знаешь.
Эта поддержка вызвала жалкое подобие улыбки на Мишкином лице. Он так и подался к Васе, прижав руки к груди.
— Не съел я, Василь, хлеб…
— Не съел, так и разговор кончим!..
В это время подбежал Кузька. Он, повиливая хвостом, сунул голову в рюкзак, жадно обнюхал его нутро.
