Йокус молчал довольно долго. Потом откашлялся и сказал:
— Вот видишь. Сон всё и выдал. Ты мечтал стать обыкновенным мальчишкой, вместо того чтобы оставаться самим собой.
Максик кивнул печально:
— Мечтал уже давно. Только никому не рассказывал. Даже тебе. Хотя я тебе всегда всё рассказываю.
— И вот, когда ты вырос, тебе стало жутко!
— Ага, — подтвердил Максик смущённо. — Ты как-то говорил, что надо кем-то быть и что-то уметь. А тут я вдруг стал никем и ничего не умел. Когда я рассказал директору и Рысаковскому, что умею развязывать шнурки, они смеялись надо мной.
— Просто ты стал большим, как все. Все умеют расшнуровывать ботинки. Но только один Маленький Человек делает так, что никто ничего не замечает.
— Это совсем немного, — сказал Максик.
— Немного, — подтвердил Йокус. — Но всё же лучше, чем ничего. Ибо кто на свете может много? Вот, например, некто, сидя в тюрьме, изобретает застёжку-«молнию». Теперь она чуть ли не на каждом чемодане или костюме. Итак, изобретена застёжка-«молния». Это много?
Максик внимательно слушал профессора…
— Или другой пример. Кто-то пробегает стометровку на десятую долю секунды быстрее, чем все остальные спринтеры во всех частях света, — сказал Йокус, — и люди в восторге забрасывают шапками стадион. Но я своей шапки не сниму. Установлен новый рекорд? Хорошо. Я тоже радуюсь и хлопаю в ладоши. Но много ли это?
— Может быть, это и немного, — заметил Маленький Человек, — но что же больше? И что вообще тогда «много»?
— Предотвратить войну, — ответил Йокус. — Победить голод. Избавить человечество от болезней, которые считались до сих пор неизлечимыми.
— Но ведь этого мы с тобой не можем, — заметил Максик.
Йокус кивнул:
— Не можем. И очень жаль. С нашим искусством много не сделаешь. Мы можем добиться лишь двух вещей: удивить и развеселить людей. У нас нет повода зазнаваться. И тем не менее завтра все газеты сойдут из-за нас с ума.
— Ты так думаешь?
— Да, я в этом уверен, малыш. Завтра будет чёрт знает что твориться. А теперь — спать. Утро вечера мудренее.
Йокус положил голову на подушку.
— По-моему, я ещё совсем не устал, — заявил Маленький Человек.
— Глубокоуважаемый господин Пихельштей-нер, — обратился к нему профессор, — Я был бы вам чрезвычайно признателен, если б вы не сочли за труд задуть свечу.
Максик засмеялся и выключил свет.
— Значит, я опять маленький, — пробормотал он в темноте. — Но когда ты рядом, мне это нравится.
— Спи, пожалуйста.
— А правда, мы с тобой отчаянные ребята? — подумал вслух Максик.
