Данная книга не только служит дополнением к серии телепередач, но и сама по себе является замечательным чтением. Исследуя те же самые ключевые сюжеты, Саймон Бейкер помещает их в более широкий контекст. Под каждый из них он подводит солидную историографическую базу, особо останавливаясь на некоторых наиболее любопытных аргументах, позволяющих строить захватывающие гипотезы. Порой мы оказываемся между противоположными версиями одного и того же события. Какую из них принять? В некоторых случаях доказательной основы явно недостаточно. Тогда мы, подобно Тациту и другим историкам, вынуждены прибегать к догадкам, задействуя воображение. В результате получается история Рима, совмещающая живость драмы и увлекательность сюжета с глубоким вниманием к серьезным научным проблемам, при общей установке на создание четкой картины событий, полученной из древних источников: с одной стороны, очень выразительных, с другой — сложных и неоднородных.
Начиная с античности, люди на Западе вновь и вновь истолковывали историю Рима, используя ее для воплощения собственных художественных образов в литературе, живописи, опере, а затем — в кино и на телевидении. У кого-то это получалось лучше, у кого-то хуже: наряду с набившими оскомину стереотипами встречаются яркие, запоминающиеся образы. Фигура Юлия Цезаря особенно часто вдохновляла творцов на подобные попытки. Благодаря этому появилось немало глубоких исследований природы власти и свободы, в которых поднимался вопрос, остающийся важным и поныне: можно ли оправдать убийство по политическим мотивам?
Пьеса Уильяма Шекспира «Юлий Цезарь», созданная на основе «Жизни Цезаря» Плутарха, — одно из многочисленных произведений, рассматривающих положительные и отрицательные стороны убийства Цезаря. Внимание зрителей сначала привлекает заглавная фигура императора, но, после того как в середине пьесы его убивают, оно переключается на судьбу убийц Цезаря, которой посвящена вторая часть драмы. Чувствуем ли мы себя на стороне Цезаря — легитимного правителя, незаконно преданного смерти? Или убийца Брут — это герой, убивший своего друга во имя всеобщей свободы? Могут ли патриотизм и политические принципы заставить нас презреть закон и предать узы дружбы и верности?
Нет ничего удивительного в том, что особенно актуально эти запутанные исторические и литературные вопросы звучали в период Французской революции. Например, Вольтер представил собственную драматическую версию событий — при этом, оправдывая убийц Цезаря, он не мог не намекать на убийство королевской семьи. Политические события XX века также дали обильную пищу для сопоставлений с тем, что произошло в мартовские иды 44 г. до н. э. В частности, дебютной постановкой Орсона Уэллса
