Якуб вскочил.
— Ты меня ударил, Лонгин, — прошипел он, придерживаясь за край стола. Коменданта качало, лицо его раскраснелось, как закатное солнце. — Ты… как ты посмел?! Я — глава Дома Гантаров! Я…
— У меня нет времени на разговоры, — перебил воевода и повернулся к своим людям: — Альбиноса на борт. Уходим.
Двое гетманов подхватили меня под мышки и подняли на ноги, третий, не опуская ружье, переводил взгляд с охранников на коменданта, а с того на Гордея. Якуб шагнул к нам, и гетман негромко предупредил:
— Прострелю башку.
Комендант обжег меня полным ненависти взглядом, и я, не сдержавшись, подмигнул ему, как недавно подмигивал в камере Евсею.
— Идем, — Лонгин первым зашагал к двери. Сильные руки развернули меня, и стало видно, что все это время в комнате находился еще один человек — мальчик с бледным миловидным лицом, в длинном плаще и небольшой аккуратной чалме. Он посторонился, освобождая дверной проем, и гетманы повели меня к лестнице.
— Стой! — злобно каркнул комендант сзади. — Стой, Лонгин! Я глава Дома, член Рады! Ты не уведешь этого человека! Он нужен мне, я…
— В Раде и разберемся, — равнодушно бросил старик. — Днем будь в ущелье, Якуб.
— Альбинос в моей власти! Он напал на моего сына!
Мы были уже на лестнице, мальчик в плаще сопровождал нас, откинув полу и положив ладонь на рукоять кинжала. Он пристально смотрел на меня.
— Теперь он во власти Рады, — прозвучало сзади.
— Берегись мести Гантаров! Даже в своих казармах ты не спрячешься… — Дальнейших слов я не слышал: Лонгин захлопнул дверь, будто топором обрубив угрозы Якуба.
Во дворе стояли прилетевшие с воеводой гетманы, вокруг толпились мало что понимающие охранники Редута. Большая бледная луна висела над башней.
Идущий впереди мальчик поднял руку, и гетманы выстроились вокруг нас.
— Летим назад! — звонким голосом произнес он.
Я нахмурился, приглядываясь к его походке, фигуре… Раздави меня платформа, как выражается кое-кто — это же девчонка! К тому же молодая, вряд ли старше меня. И она командует людьми Лонгина?
Меня повели к железной мачте в центре двора. Часовые на галереях вдоль частокола растерянно перешептывались, не понимая, что происходит и что им делать.
У мачты висел дирижабль — длинная емкость в пузырях, выпирающих между канатами, сзади еще две емкости-шара, закрепленные длинной горизонтальной штангой, под всем этим массивная деревянная гондола. Из узкой носовой части ее вверх торчала деревянная фигура панцирного волка в прыжке. На широкой корме поблескивал горб дизельного двигателя, над выхлопной трубой курился дымок. Из боковых емкостей торчали стержни, на концах медленно вращались небольшие воздушные винты. От носа и кормы к ибитым в землю скобам тянулись цепи, с борта свисала веревочная лестница.
