— Ну-ка, Толя, повтори еще раз, а то я плохо расслышала.
Рагозину, видимо, стало неловко, но чтобы скрыть это, он захорохорился, принялся хамить, обзываться. А Эвка стояла и молча глядела на него. Толян вдруг сник, умолк и заоглядывался по сторонам, будто собираясь улизнуть. Ребята с интересом ждали, что будет дальше. Рагозин совсем растерялся и, не зная, что делать, подшагнул к Эвке и завыкрикивал с каким-то противным надрывом:
— Ну, чего уставилась? Чего надо? А ну, мотай отсюда! Иди, иди, а то как…
А Эвка даже бровью не повела.
— Что, слабо? Не можешь? Стыдно?
Рагозин хмыкнул что-то невнятное и отвернулся.
После этого Толян, понятно, продолжал сквернословить точно так же, только с оглядкой. Однако про Эвку стал говорить с какой-то робостью и уважением.
— Въедливая штучка. Но — человек! «Человек» у Рагозина — высшая оценка. Через несколько дней он собрал за школой некоторых ребят, сказал, помахивая цепью от велосипеда:
— Кого увижу рядом с Эвкой — берегись! Голову поверну на сто восемьдесят градусов и так оставлю навсегда. Особенно это касается тебя, Брыська. Понял?
Я махнул рукой и пошел. А Рагозин закричал вдогонку:
— Гляди, Брыська, повторять не буду!
И вот «любовь» неожиданно кончилась. Должно быть, пестрое сомбреро одолело.
Однако я опять отвлекся. Ни к чему мне все это. Теперь у меня своих дел довольно.
…Забросив колесо в кузов, Детеныш, будто опаздывая, снова ринулся к куче металлолома, подхватил толстую, как полено, железную болванку и понес к грузовику, согнувшись пополам.
Я даже засмеялся: ну и видок! Как будто у него скрутило живот.
Я знал, что сейчас с Детенышем бесполезно разговаривать: ничего не поймет. Только будет поглядывать на свои железяки да нетерпеливо переступать с ноги на ногу. Поэтому я решил малость погодить: куча быстро таяла, машины скоро укатят. Тогда можно будет и потолковать спокойно.
В это время я снова увидел Рагозина. Он подошел к Игорю и Эвке, что-то сказал. Игорь равнодушно сплюнул, а Эвка показала взмахом руки на старую кладовую. Рагозин поспешно кивнул, что, мол, понял все. Эвка, оставив их, зашагала к воротам. Увидав меня, круто повернула, подошла, раскрасневшаяся, чумазая, веселая. На ней было голубое, в белый горошек платье, на руках большие брезентовые рукавицы — верхонки. Из-под косынки, тоже голубой, на лоб падали два завитка, как два медных колечка.
— Здрасте, господин турист. Поглядеть пришли, как ребята работают?
Давно я не видел Эвку так близко. С последнего урока, перед каникулами. И немного растерялся.
