Я сначала удивился: чего это Клюня ни с того ни с сего вспомнил про бабку Никульшиху? Он не любил темноты и всегда с неохотой выходил вечером на улицу. А тут на тебе: сам предложил!
— Хорошо. Пойдем. Сейчас пугать Никульшиху будет еще интересней.
Клюня насторожился:
— Это почему же?
— Никульшиха откуда-то вызнала про нас. А ее сосед сказал: поймаю, мол, уши вытяну и завяжу морским узлом на затылке… Он такой — завяжет, я его знаю. — Потом спросил, как можно равнодушней: — Значит, как всегда, в двенадцать?
Клюня не ответил, только засопел еще тяжелее — думал. Вдруг он хлопнул себя ладонью по лбу, воскликнул, делая огорченное лицо:
— Фу ты, черт! Совсем забыл: нынче вечером мы с папкой сарайку будем ремонтировать.
— Опять? — удивился я. — Ведь вы ее на той неделе ремонтировали.
Клюня несколько опешил, но тут же нашелся:
— В другом месте. Крыша прохудилась.
— Значит, отказываешься?
Клюня так и вздернулся:
— Вот пристал!.. Не отказываюсь, а некогда.
Понял: некогда! Все было ясно: Клюня трусит. Я поднялся.
— Черт с тобой, сиди тут, как крот, плети свои рифмы.
И полез из бани.
Домой идти не хотелось, и я пошагал на конюшню, авось дед Ишутин новую байку расскажет.
Пока мы сидели в бане, день пошел на убыль: солнце скатилось почти до крыши ремонтной мастерской. Теперь из белого оно превратилось в багровое и стало как будто бы больше. Что-то тревожное было в угасающем дне.
Пересекая нашу главную улицу, которая уходила в степь, я увидел в ее конце край черной, с седыми космами тучи. Она росла будто прямо из земли, медленно раздаваясь вширь и ввысь.
«Вот оно что! — весело подумал я. — Гроза собирается! Дождичек. Хорошо! Вот почему тревожно, вот почему нынче так жарило и было так душно».
Дед Ишутин встретил меня подозрительно ласково, будто любимого внука.
— А, Костюха! Вот радость-то! А говорят — бога нет. Есть он, есть, коли послал тебя ко мне.
Я знал, что дед Ишутин никаких особо дружеских чувств ко мне не питал. А после того, как я однажды окатил его водой, когда он примостился вздремнуть в рабочее время, и вовсе невзлюбил меня. А тут вдруг такая горячая встреча.
Осторожность мне никогда не вредила, поэтому я и в этот раз остановился поодаль: не зря расстилается дед, никак задумал сотворить мне какую-нибудь пакость. В отместку за купанье.
Но все объяснилось быстро и просто: срочно понадобилась лошадь, а свободных не оказалось — все были в разъезде. Оставалась лишь одна — сивый мосластый мерин с собачьей кличкой Валет. Но дед еще в полдень выгнал его в степь пастись.
