— C.K.). Ему удалось отделаться почти от всех старых чиновников, смотревших на Сибирь как на край, где можно грабить безнаказанно, и он окружил себя большей частью молодыми честными офицерами...»
Кропоткин тогда же рассуждал не только о пользе, но и «вреде» в муравьевской деятельности: ...характер управления, деспотизм, усвоившийся здесь, влияние личностей и т. п.». Поэтому общая оценка им Муравьева может считаться объективной, а ведь князь-анархист писал и так:
«Все необъятное левое побережье Амура и берег Тихого океана, вплоть до залива Петра Великого, были присоединены графом Муравьевым почти против воли петербургских властей — во всяком случае, без какой-либо значительной помощи с их стороны. Когда Муравьев задумал смелый план овладеть великой рекой, южное положение и плодоносные берега которой в течение двух столетий манили сибиряков, когда он решил, прежде чем Япония откроется для Европы, занять для России прочное положение на берегу Тихого океана и вступить таким образом в сношения с Соединенными Штатами, против генерал-губернатора ополчились почти все в Петербурге. У военного министра не было лишних солдат, у министра финансов — свободных денег. В особенности противилось министерство иностранных дел, всегда старающееся избегать «дипломатических осложнений». Муравьеву поэтому оставалось действовать на свой страх и риск... Кроме того, приходилось действовать как можно скорее, чтобы возможному протесту западноевропейских дипломатов противопоставить «свершившийся факт»...
В свете моего дальнейшего рассказа я сразу замечу, что Кропоткин, как видим, абсолютно не брал в расчет Русскую Америку (Аляску и тихоокеанские острова), которая в то время, когда он появился в Сибири, была еще русской. И, не видя перспектив для Русской Америки, Кропоткин, конечно, ошибался. Русскую Америку действительно продали через шесть лет после отставки Муравьева и через пять лет после сибирского дебюта Кропоткина, но произошло это не потому, что причиной были объективные обстоятельства.
Хотя, как я понимаю, русская активность в дальневосточной Азии стала дополнительным фактором, ускорившим планы наднациональных сил по отторжению от России ее американских владений. Имея и Дальний Восток, и Русскую Америку, Россия — если бы власть в ней имели Муравьевы и Невельские — могла приобрести совсем иной геополитический облик, чем тот, который она реально имела к концу XIX века.
Увы, тон государственной жизни России задавали не они... Упрекнувший декабриста Завалишина в предвзятом мнении по отношению к Муравьеву декабрист Бестужев насчет «недостатка энергии в высшем правительстве» убеждался не раз, а лишний раз — в январе 1859 года, когда через еще одного своего старого друга-декабриста, барона Владимира Ивановича Штейнгеля, сумел передать свою записку о будущем Амура самому Александру Второму.
