Вздохнув, Томми повернул на восток.
За полчаса они выгрузили все награбленное в сарай. Так было безопаснее. В рюкзаке у Хенрика остались только старая лампа и купюры.
По дороге в Боргхольм полиция им не встретилась. На въезде в город Томми снова задавил кошку — или это был заяц, — но у братьев не было сил радоваться.
— Надо сделать перерыв, — сказал Томми, сворачивая на улицу, где жил Хенрик. — Залечь на дно.
— Хорошо, — согласился Хенрик. — Займемся пока пересчетом денег.
Он не забудет, как братья Серелиус собирались бросить его одного в лесу.
— Созвонимся, — сказал на прощание Томми.
Хенрик кивнул и пошел к дому.
Только в квартире он обнаружил, что вся одежда на нем перепачкана грязью с налипшими листьями. Он разделся, швырнул вещи в корзину для белья, налил себе молока и устремил взор в темное окно.
Голова гудела от всего, что случилось ночью. И он не мог забыть треск костей, когда наступил на руку старика. Это вышло случайно, но он все равно не мог себе этого простить.
Погасив свет, Хенрик лег в кровать, но сон не шел к нему. Тело оставалось напряженным, голова раскалывалась, перед глазами плыл туман.
Через пару часов Хенрика разбудил странный стук.
Он оторвал голову от подушки и в растерянности обвел глазами комнату.
Снова послышался странный стук, он шел из прихожей.
Хенрик нехотя поднялся с постели и вышел в прихожую.
Стучало в рюкзаке. Три постукивания — и тишина. Потом снова пара постукиваний.
Хенрик нагнулся и расстегнул молнию. В рюкзаке лежала старая лампа, завернутая в скатерть. Наверно, обручи, скреплявшие лампу, замерзли в машине и теперь, отогреваясь, потрескивали.
Хенрик поставил лампу на стол в кухне, закрыл дверь и вернулся в кровать. Из кухни то и дело доносилось слабое постукивание. Это раздражало Хенрика. Он не мог спать даже при капающем кране, но в конце концов усталость взяла свое, и он погрузился в беспокойный сон.
Самое важное было никогда не забывать Катрин.
Стоило Йоакиму хоть на секунду забыть о Катрин, как она тут же напоминала о себе невыносимой болью в груди. И чем дольше он не думал о Катрин, тем болезненнее было вспоминать, что она когда-то была в его жизни. Вот почему Йоаким старался ни на минуту не выпускать Катрин из своих мыслей, как бы тяжело ему ни было о ней думать.
Спустя три недели после трагедии он повел детей на прогулку по окрестностям. Они пошли вглубь острова, прочь от хутора, но Йоаким все время ощущал спиной дом и убеждал себя в том, что Катрин не смогла пойти с ними, потому что должна была доклеить обои. Но скоро она нагонит его с детьми.
