Через три дня мы к нему снова хотели завалиться, но он мне по телефону сказал, что простудился, лежит с температурой. Я, честно говоря, даже не подумал, что веселье у нас обломалось, забеспокоился просто, спрашиваю: «А лекарства у тебя есть?» Он сказал, что есть, домработница купила. Я сказал: «Давай, я к тебе зайду». Он сказал: «Это грипп, подцепишь». «Фигня». «Тогда давай». Я взял в супермаркете водки, мед, и лимон, пришел к нему. Джеки точно был сильно болен, так что я даже не понял, рад ли он меня видеть, он был никакой совсем, как зомби, и говорить нормально не мог, только сипел. Я ему сделал такую клевую штуку, меня один знакомый научил, разогретая водка с лимоном и с медом, нужно пить маленькими глотками, она прямо в мозги шибает, нос лучше потом дышит, и горло не так болит. Джеки был такой смешной в махровом халате и в шерстяных носках, в беленьких таких, а под халатом ничего совсем. Я его посадил себе на колени и заставил пить эту водку, сам для профилактики тоже хлебнул, ну и забористая дрянь, бляха-муха. Потом отнес его в постель и уложил, сам разделся и тоже к нему влез, обнял. Сволочь я, конечно, встало у меня сразу же, и он начал об меня попкой своей тереться, так что я не выдержал и его трахнул, он был такой горячий, просто обжигающий, как печка, жаром от него пыхало даже на расстоянии, но я его все равно трахнул, он едва дышал, стонал так жалобно, хрипло, но сам меня обнимал, не отталкивал. Мы после этого были мокрые оба, как мыши. Я спросил: «Можно, я у тебя останусь?» Он кивнул. Я пошел и позвонил предкам, потом вернулся к нему, он спал, а я книжку какую-то читал. Вечером он немного расшевелился, я ему хавчик разогрел, сам пожрал, чаю там сделал, то-се, мы в гостиной немного посидели, телек посмотрели, про кино разговаривали, я же кино люблю и фильмов много видел, только названия я никогда не запоминаю. В общем, я у него четыре дня прожил, пока ему получше не стало, даже не заразился. Потом, когда домой уже вернулся, отец за ужином подмигнул и спросил: «Ну, и как ее зовут?» Я на автомате начал говорить, но вовремя поправился: «Дж… Женя». «А как же ее родители?» Я сказал: «Они в отъезде», — мне все равно было, даже если мать начнет разоряться, что мне рано у девушек ночевать, что дома меня не видно совсем, что об учебе нужно думать, а не о девушках, но они переглянулись и ничего не сказали, у меня, наверное, какое-то странное выражение лица было, мать потом еще спросила: «Сынок, ты не заболел?», но я себя нормально чувствовал.
