— А букет?
— Балагура не букетом ранили...
Дискуссия в кабинете Крыило несколько затянулась. Обговорили несколько версий, и ни одна не получила обоюдного одобрения. Нужно было еще раз проверить показания Бысыкало и искать не только Кривенко, но и давних знакомых Балагура. Кто-то мог затаить злость, обиду и отомстить только теперь.
Кровать Балагура стояла у окна. В открытую створку струился свежий воздух — смесь запаха зрелых яблок из небольшого больничного сада и легкой осенней прохлады. Дышалось легко. Но время в одиночестве тянулось медленно.
Зашла медсестра Галина, сделала укол, поставила градусник. Из палаты уходить не спешила. Села на край кровати.
— Вы здешняя, Галинка?
— Да.
— Фельдшера Бысыкало знаете?
— Он не у нас — в поликлинике работает. Его мать интересовалась вашим здоровьем. Говорят, Бориса подозревают в том, что ранил вас.
— За что?
— Вам лучше знать, Дмитрий Владимирович.
У Галины глаза синие, как утреннее небо весной; брови — журавлиные ключи над вечерним окоемом; взгляд по-детски доверчивый.
Взяла градусник.
— Температура небольшая. И хорошо. Редко у кого так бывает после операции. Вы молодец.
— Как печеный огурец, — попробовал пошутить Дмитрий, закашлялся и почувствовал боль в груди.
— Почему вас родные не навещают? — спросила Галина.
Дмитрий какое-то мгновение молчал. Потом ответил:
— Нет у меня родни, Галинка.
Бледное лицо Дмитрия стало печальным.
— Была жена, сестричка, да с другим ушла и сына взяла.
Слово за слово Дмитрий рассказал о жене и сыне. Часто замолкал, будто не зная, что сказать дальше. Галина заметила, как тяжело ему говорить, но не удержалась от искушения и спросила:
— А Павел красивый?
Может, для Ирины и красивый. Не стал ни хвалить, ни хулить: какой есть, такой и есть. Муж с женой — вода с мукой: смешать — смешаешь, а размешать — не размешаешь...
Дверь в палату широко открылась.
— Здоров, курортник! — Вадим Гурей из-под белого халата, накинутого на широкие плечи, протянул руку. — Как здоровьечко? Ты надолго обосновался? А трактор пусть ржавеет?
— Как вы сюда попали? — поднялась Галина.
Гурей приложил к губам желтый от табака палец:
— Цс-с... Доктор разрешил.
— Сейчас спрошу.
Галина пошла к двери.
— Я кое-что захватил для тебя. Душка моя постаралась, — поспешно развязывал сетку Гурей. — Куда положить?
— Спасибо, но ни есть, ни пить мне пока не разрешают. Оперировали...
— Душку обижаешь? — Гурей запихал гостинцы в тумбочку. — Не можешь сам, отдай кому-нибудь, угости. Сестричку, врача, больных. Не тащить же мне все назад. Как чувствуешь себя, говори, а то сейчас прилетит твой ангел-хранитель, а меня сюда никто не пропускал.
