Письма русского путешественника | страница 40



— Да в чем дело… да я же вот просто так здесь шел… я просто в магазин шел… вот и авоська у меня в кармане, можете проверить… эй, да погоди же, руку-то отпусти… руууу…ку! зачем крутить, я сам пойду… При том при всем в голове своей он уже перебирает возможные причины, и как они всплыть могли, и что теперь делать. Кого у нас «взять» не за что? Разве младенцев новорожденных.

Да, это самое они. У нас ведь не скажут — «правительство», скажут «они», «власть». Здесь же нет и понятия такого, и даже слова, означающего всеобъемлющую власть государства. Есть парламент, есть правительство, муниципальные власти, университетские власти, власть прессы, профсоюзов, полиции, таможни — чертова прорва властей, большей частью занятых междоусобной борьбой. В целом для публики их существование безразлично, а присутствие не чувствуется; они не являются фактором повседневной жизни. Самое главное — у них не нужно спрашивать разрешение в каждом случае. Принцип власти здесь скорее ограничительный, чем разрешительный.

Соответственно, прежде чем что-то сделать, никто себе даже вопроса не задаст: а можно ли? Столкнувшись же с препятствием любого порядка, не скажет человек, как у нас: вот ведь чертова власть какая, ничего сделать не дают. Разве что коммунистическая демагогия вовсю лает «власть».

В теории кто не знает, что здесь свобода? Кто не слышал о парламентах, партиях и независимой прессе? Более или менее каждый человек наслышан об этом и даже склонен преувеличивать степень политической свободы на Западе. Поражает совсем другое — какие-то неожиданные детали, вполне, казалось бы, естественные в здешнем окружении теоретически, однако психологически труднопримиримые с нашими привычными представлениями. Как-то в Лондоне я шел вечером, занятый своими заботами, и, проходя мимо массивного здания церковного типа, рассеянно взглянул на табличку. Вполне обыденная табличка с надписью «Свидетели Иеговы» и что-то там еще, чего я даже и прочесть не смог из-за поразившего меня крайнего удивления, почти испуга. «Как, подумал я, — это те самые „иеговисты“, „сектанты-изуверы“, которыми у нас власти детей пугают, — самая подпольная, самая секретная из всех „сект“ в СССР?» Живых иеговистов только и увидишь, что в тюрьмах, но даже и там они — в подполье. Легенды ходят по лагерям об их почти невероятной организованности, чудесах конспирации и изобретательности. Очевидцы рассказывают, что даже в самой режимной тюрьме, в карцере, под семью замками, они регулярно получают свой журнал «Башня Стражи», издающийся в Бруклине, причем чуть ли не свеженький, последний выпуск. У властей они вызывают почти мистический ужас, граничащий с суеверием, отчего, конечно, любой обнаруженный иеговист автоматически попадает в тюрьму на длительный срок. И вот вдруг — здание, табличка. Выходит, всякий может запросто заскочить к ним на чашку чая?