Осталось совсем ничего — уколоть в сердце адреналин. Дело в том, что когда сердце больше не сокращается, в вену колоть препараты бессмысленно — сердце стоит — кровь стоит, следовательно медоза в вене станет да и все. Потому колют прямо в сердце. Специальный одноразовый шприц есть уже со всем необходимым, чтоб не возиться с ампулами и не заправлять его. Так он в упаковке сразу и есть — с жидкостью внутри и прикрепленной к нему длиннющей иглой — в аптеке такой не купишь — абсолютно бесполезная в быту вещь. Вот и колят этим шприцем в холодное уже сердце с целью оставить на коже дырочку, а в сердечных желудочках адреналин с глюкозой.
Все. Очень скучная процедура, оказывается — следы заметать. Доктор подошел: «Здоров, малой, че тут у нас? Да не парься ты так — все равно он не жилец уже был», — рукой легонько на грудину нажал — хрустнуло, стрельнул дефибрилятором — запахло курицей жареной, шприцем бесшумно ткнул. «Все, — говорит, — пошел я заключение писать». И уходит. Мог бы его патанотом сдать, мог бы. Изменения прижизненные от изменений посмертных их отличать первым делом учат. Но не станет он этого делать — круговая порука в больнице круче, чем в органах. Ты мне — я тебе. Никто не будет ссориться, все ж изменения налицо — вот они, а там закопают, да и вообще, дети у всех подрастают, вы ж понимаете. Здравствуйте, коллеги!
Общая реанимация отделение, сотрудников которого зовут на верхние этажи по поводу и без. Тому, что реанимашка на первых этажах всегда во всех больницах, есть объяснение. Чем ниже, тем ближе к карете «скорой помощи», сокращается дорога к квалифицированному врачу — увеличиваются шансы прожить подольше.
Так вот, когда на этажах кому-то совсем плохо, звонят в реанимацию и волают: «У нас скоро труп будет, поспешите!» Особенно актуально это ночью, когда количество летальных исходов увеличивается, а количество персонала уменьшается. Конечно, будь профессор на месте, он бы такой случай решил быстро, но «проф» старенький, он дома уже спит. Старший же дежурант — обычный врач лет 35–50 ушел выпить, а больница огромная и где он неясно, а второй дежурант девочка молоденькая — насквозь просвечивает еще.
В отделениях к смерти чуть другое отношение, чем в реанимации, где на один из Новых годов, к утру вывезли 6 трупов. Там они кричат чуть что не так: «РЕАНИМАЦИЯ!!!» А мы, конечно, элитное подразделение среди регулярных частей. Были основания так считать, были. Больной в реанимации в среднем в сутки уколов по 200 получал. А наверху? Смех один. И возможность экспериментировать для любопытных и для студентов ого какая была. Уходящих-безнадежных постоянно человек 5–7 минимум лежит. Коли ему хоть в попу, хоть в вены, катетеры ставь, подключички, венесекции делай — чисто врачебные операции — а доктора сначала под надзор тебя, а потом — молодец, парень — смена растет. И еще и зачеты у нас принимали. Я был очень любопытным, лез впереди всех, конечно. И пьян, ранен, болен, одной рукой капельницу поставлю на автомате даже сейчас. Школа жизни, все же была необыкновенная.
