План побега | страница 30
Когда супруга на работе он в мечтах разговаривает с ней и, шутливо клянется в верности, сжимая ладонь в кулак – целый день, высматривая любимую через зеркало во дворе, то принимает в отражении рождение новой морщинки на своем лице. И вскоре под шаги прочитанных страниц жена возвращается домой, – ее провожает незнакомый парализованному герою мужчина – он может ходить, зарабатывает деньги и у него стоит. Они слишком медленно идут и слишком близко друг к другу, но всего больнее то, что жена слишком радостно смеется от его рассказов и шуток. Он ходит, зарабатывает деньги и у него стоит. Муж бьет по лицу незнакомца солнечным зайчиком, тот, жмуриться одним глазом, а жена, замечая вспышку света, бежит домой, где осколками разбитого зеркала обрезаются быстро ржавеющие вены. И пару абзацев они сидят молча, пока в тексте через слова пересыпается «кровь». Она не пытается спасти его и вызвать скорую помощь. Он не пытается винить ее за это, ведь незнакомец ходит, зарабатывает деньги и у него стоит. Больше никаких травм на производстве. Следующие страницы будут полны полноценной любви. Несколько глав для приличия – соблюдается траур и морфология совести. Потом свадьба. Потом дети. Потом солнечные слова и погода – новая пара гуляет в парке. Новый муж продолжает ходить, зарабатывать деньги и у него стоит, из-за чего теперь их ребенок возится с ведерком и лопаткой в песочнице, возводя игрушечные города. А ее всегда тошнит, когда отблеск света от проезжающего мимо автомобиля или распахиваемого окна, неожиданно набрасывается на ее счастливые глаза.
Все сложней прятаться в радости и все сложнее укрываться в мечте. Все сложнее верить квадратным лепесткам мозаики, выложенной на стенке приемной онкологической больницы, где изображен врач, что высоко держит в руке радиоактивный камень, и его лучи сжигают удирающих из тел пациентов змеевидных чудовищ, пока в палатах умирают люди с отсеченными внутренностями и конечностями. В одной из них подросток, который еще не был обслюнявлен первыми поцелуями, но уже выполнил спортивный разряд по парашютному спорту и подающий инструкторам большие надежды в свободном падении. Он ждет родителей, которые ждут медицинского чуда. Они приносят фрукты, новые книги и чистую тетрадь. Затем осмотр у врачей. Толпа студентов-медиков из института, что учатся жизни по истории его болезни. Химиотерапия. Облучение. Анализы. Химиотерапия. Облучение. Анализы. Повторная операция. «Фигаро тут, Фигаро там» – напевает хирург, пока он засыпает на равнодушном столе под стерильным миганием читательских глаз. Осмотр у врачей. Толпа студентов. Химиотерапия. Облучение. Анализы. Химиотерапия. Облучение. Анализы. Закрытая история болезни. Успешное выздоровление. Подросток собирает свои вещи и раздает соседям по палате ненужные теперь медикаменты и, прощаясь, желает всем такой же удачи. Некоторые завидуют ему, другим все равно из-за дозы наркотиков, что избавляют от боли, смазывая скрипящие вены. После выхода из больницы подросток перерождается, освобождая из себя поэта не скованного рифмами реальности и денежными знаками, и новая жизнь заполняется невероятными приключениями, и межпланетные полеты и кругосветные плаванья меркнут перед его страстной и дикой любовью. И страница за страницей с хлопком раскрывающего парашюта раскрываются все его мечты, без страха перед жизнью и смертью, без страха перед написанным и недописанным. Пока в больничной палате отец, пытаясь утешить мать, выкладывает из тумбочки недоеденные фрукты и недочитанные книги, а та, сидя на уже заправленной чужими руками койке, перечитывает вполовину исписанную сыном тетрадь. Закончив собирать вещи, раздают соседям теперь уже ненужные подростку неиспользованные шприцы, иголки, капельницы, и, уходя, желают всем лучшей удачи. Некоторые соболезнуют им, другим все равно из-за дозы наркотиков, что избавляют от боли, смазывая скрипящие вены. Когда возвращаются домой, родители, обнимаясь, гордо плачут от тугой радости, выглядывая в тетради через линзы очков сына, что вместе с таинственным незнакомцем в свободном падении выполняет нормативы небесной камасутры в невыносимой прозрачности чистых страниц.