А дело было так | страница 3



И нечего возразить. В стародавние годы художник Иосиф Игин делал мой шаржированный портрет, к которому полагалось присобачить эпиграмму. Я-то хотел, чтобы сочинил эпиграмму дружественно ко мне настроенный А. Рейжевский. А Игин привез меня к беспощадному, отчаянной зубодробительности поэту Раскину.

— Ну, уж вы, поди, мне и нагадите, Александр Борисович, — загрустил я. — А окажись вы еще и антисемитом — тогда и вовсе мне не сносить головы.

— А уже и нагадил, — сказал Раскин. -

       Он стиль и слово чувствует нутром.
       Откуда б эти дьявольские гены?
       Все пишут аккуратненько пером,
       А этот озверело — автогеном!

Нынче, в эпоху пиара и беллетристической жути, когда уже все повально — романисты, и полчища дамочек, и Ксения Стульчак, и Хакамада, и полчища адвокатов — отовсюду доносится:

— Я — автор девяти романов!

"Она — автор одиннадцати романов!"

К сожалению, нынешние романисты не следуют осторожной и самосохранительной практике заключенных из зон особого и строгого режимов. Когда, допустим, ЗК Афанасьев с девятью доказанными следствием эпизодами растления малолетних и тремя убийствами, из коих одно — изуверское, клянется коллегам по неволе:

— Нету, пацаны, на мне никаких девяти растленок, нету, зуб даю. Один есть эпизод, и то по согласию. И убийство на мне одно, без изуверства. В состоянии аффекта и самообороны.

Точно так и я не отягощал население страны девятью романами, изданными полуторамиллионным тиражом. А имею всего один двухтомный роман "Проконтра", изданный тиражом в 300 (триста) экземпляров. С безобразным эпиграфом: "Коммунизм — это засуха пострадавшая от наводнения". И это извиняет меня перед гражданами страны. После чего я простился с прозой.

И вот — многие поэты переходили с возрастом на прозу: Пушкин, Есенин, Пастернак…

Будучи, видимо, человеком шиворот-навыворот — я в старости перешел на стихосложение. Любимейший мой писатель Исаак Иммануилович Бабель говаривал о себе: "Я — человек с раньшего времени". Также, будучи человеком с раньшего времени, я очень приобвык к издаваемости на бумаге. Но на родине для меня уже давным-давно не находится бумаги, поскольку вся она, видимо, употребляется на постановления Думы в первом, втором, третьем и прочих чтениях. Поскольку на родине все еще велик ряд недоотраженных на бумаге как отечественных, так и зарубежных сисек и жоп.

Ввиду таких обстоятельств я и вышел со стихами в интернет.

Тридцать лет, претерпевая различные тяготы, мне удалось проработать в журнале "Крокодил". И среди тысяч приходивших мне писем было процента два таких: "Ты погоди, полужидок, тебе родина еще намотает кишки на кулак!"