— Афра, об этом я тоже думал. Я даже забавлялся мыслью о том, чтобы бросить строительство собора и уехать в Страсбург, Кельн или еще куда-нибудь. Но не забывай, у меня есть жена. Я не могу ее просто так бросить, хотя наш брак — далеко не любовные отношения. К тому же она уже давно хворает. Она говорит, что однажды у нее от боли расколется голова. Ей не помогают даже ее громкие молитвы, за которыми она проводит все ночи напролет. Я не могу пойти с тобой. Пойми это!
Афра всхлипнула. Потом безмолвно пожала плечами и посмотрела в сторону. Спустя некоторое время, когда никто не решался поднять взгляд, она решительно подошла к комоду, достала из-под белья потрепанную, обернутую дерюгой кожаную шкатулку и протянула Ульриху.
— Что это? — с интересом спросил он.
— Мой отец, — нерешительно сказала Афра, — умер, когда мне еще не было двенадцати лет. Мне, как самой старшей из пяти дочерей, он оставил эту шкатулку и письмо. Я никогда не могла толком понять, что написано в письме, а еще меньше — что находится в шкатулке. В юности у меня была очень бурная жизнь, и письмо отца потерялось. Когда я вспоминаю об этом, мне хочется ударить себя. Но шкатулку с ее содержимым я храню как зеницу ока.
— Ты меня заинтриговала. — Ульрих попытался открыть плоскую шкатулку, но Афра накрыла его руку ладонью и сказала:
— В письме отец писал, что содержимое шкатулки стоит целое состояние и я должна использовать его только в том случае, если не буду знать, что делать дальше. Хотя не исключено, что содержимое шкатулки может накликать на человечество огромную беду.
— Звучит довольно загадочно. Ты никогда не смотрела, что находится в шкатулке?
Афра покачала головой.
— Нет, что-то меня все время останавливало. — Она подняла на Ульриха взгляд. — Но мне кажется, что настал тот миг, когда нам обоим нужна помощь.
Афра осторожно развязала тесемки, которыми был перевязан футляр, и шкатулка открылась.
— Ну, говори же, что там в этой таинственной шкатулке? — нетерпеливо спросил Ульрих.
— Пергамент, — в голосе Афры сквозило разочарование. — К сожалению, прочесть его нельзя.
— Покажи, — велел Ульрих.
Пергамент был светло-серого цвета, сложенный в два раза, величиной с ладонь. От него исходил своеобразный, но нельзя сказать что неприятный, запах. Развернув его и осмотрев с обеих сторон, Ульрих удивленно замер.
Афра кивнула:
— Ничего. Чистый пергамент.
Ульрих поднес пергамент к мерцающей свече.
— Действительно ничего! — Он разочарованно опустил пергамент.
