Народ повалился, плача не над «свежим» анекдотом, а над довольным Лехой. Серьезным оставался один лишь Ауриньш.
— Леша, — заинтересованно спросил он, наконец, — а дальше что было?
— Как что? — опешил Леха. — Ты что, не понял? Он на рельсах сидел — ты рельсы видел? Знаешь, что это такое?
— Да, я знаю, — закивал Маргус, — по ним поезда ездят. Леша, а зачем он его просил подвинуться? Рельсы же длинные, места много, он бы сел рядом — и все…
— Ну, блин, это ж — анекдот! Во ты козел, не врубаешься, — огорчился Леха.
— Леша, ты ошибаешься, — принялся терпеливо разъяснять ему Маргус. — Козел — это такое животное: с рогами, с копытами… Ты его никогда не видел?
— Да нет, это ты — козел! — в сердцах замычал Керсов. — Все объяснять тебе надо!
— Леша, ты почему так нервничаешь? — обеспокоился Маргус. — Тебя кто-то обидел?
— Да ну тебя в …! Э-э! — махнул рукой Леха и отвернулся. — Чего ржете?!
Какое-то время Маргус сосредоточенно размышлял. Наконец, он задумчиво кивнул:
— Да, да, я понял. Это, наверное, смешно. Леша, расскажи еще что-нибудь смешное, я послушаю…
— … … …! — ответ Керсова был экспрессивен, ярок и цветист, как салют.
— О! — заинтересовался Маргус. — Я не совсем понял, что ты сказал?
— Ща поймешь! — Леха решил положить конец издевательствам этого прилизанного придурка, и деловито поплевал на ладони.
— Э-э, Керзон, кончай нафиг! — забеспокоились парни. — Не видишь: не врубается человек — чего выступаешь?
— Ладно, — остыл Леха. — Ты что — правда таких слов не знаешь?
— Правда не знаю, — кивнул Маргус. — Мне еще многие слова тут не понятны, в моем словаре их нет, или они имеют другое значение. Иногда я понимаю общий смысл — из контекста, но не уверен, что правильно…
— Эх, бедолага, — снисходительно похлопал его Керсов по плечу. — Учить тебя и учить! Как же ты с живыми-то бойцами работать собираешься? Переводчика к тебе приставлять прикажешь? Ладно, слушай сюда…
И, уж как могли, курсанты принялись растолковывать киборгу азы ненормативной лексики. Несмотря на кажущуюся простоту, дело вначале застопорилось — кроме пополнения лексического запаса, потребовались разъяснения соответствующих грамматических правил, морфологии, семантических нюансов и еще многого. Но — все же какие никакие, а лингвисты! — дело сдвинулось. В конце концов, Маргус уловил, что основу данного лингвистического пласта составляют три ключевых слова, два из которых являются существительными, и обозначают органы, а третье — сказуемое, обозначающее взаимодействие первых двух существительных. Кроме того, существует особое слово, обозначающее даму легкого поведения, но чаще употребляемое в качестве неопределенного артикля. Путем различных морфологических изменений данных слов можно образовать практически любое понятие русского языка: ударить, украсть, удивиться, уйти, устать…
