Мы взошли на баржу, спустились в каюту и включили свет. Ребёнок всё ещё спал. Керосиновая лампа чадила, плавя стеклянный абажур, и Элла наклонилась над столом, чтобы потушить её. В свете лампы я снова увидел, как полны были её губы. Мне нравился этот тип женщины: зрелая, с крепким телом и полной смуглой плотью. Её коротко постриженные волосы были совсем прямые. Несмотря на то, что раньше я её не замечал, я вдруг понял, что она была из тех женщин, которые не могли не волновать мужчин. Её тело было юным, стройным и одновременно в области живота, бёдер и груди оно, казалось, было готово прорвать тонкую застиранную ткань шерстяного платья. Когда она поворачивалась, казалось, что ткань разойдётся на её талии.
— Жаль, что он возвращается, — сказал я. Она, наконец, разобралась с лампой. — Что?
— Жаль, что он возвращается.
Я кивком показал на двуспальную кровать. Было что-то соблазнительное в массивной деревянной кровати с поблекшей позолотой, почти бесцветной в мягком жёлтом свечении керосиновой лампы. Через перегородку я слышал, как эта кровать скрипела под их телами, а однажды посреди ночи я слышал страшный звук от удара тяжёлого кожаного ремня, ругань, приглушённый разговор. Но все эти звуки были всегда слишком неритмичны, чтобы можно было подумать, что их производит занимающаяся любовью пара.
— Пойдём туда, — сказал я, — на кровать.
Она улыбнулась мне в первый раз с тех пор, как мы занимались любовью.
— Ты мне нравишься, Джо, — сказала она, сжав моё запястье. А потом она отвернулась и зажгла газ под чайником. Я сел за стол и взял утреннюю газету.
— Ты принёс с собой газету, Джо?
— Нет, она у Лесли.
— Что в ней было об этой женщине?
— Немного. Только то, что полиция ведёт расследование.
Она пожала плечами и ничего не сказала. Оттуда, где я сидел, был отчётливо виден её профиль. Лицо слегка наклонено вниз, немного грустный взгляд устремлён на чайник. Создавалось ощущение, будто она пыталась заставить его закипеть силой своего желания. Позади на панели перегородки легла её тень. Я смотрел на неё какое-то время, а потом вернулся к газете. Ребёнок всё ещё спал в маленькой кровати напротив двуспального ложа. Когда я вновь поднял глаза, кот тёрся о её щиколотки.
— Ты голоден? — спросила она, стоя ко мне спиной. — Я могла бы поджарить тебе яичницу.
Это было похоже на раскаяние.
— Не сейчас, Элла. Только чашку чая. Вскоре мы услышали, как Лесли идёт по бечевнику, а потом его ботинки затопали по палубе.
