Новенький. Провел здесь год. Его madre у padre
[11] знают, где он. А есть ли у них деньги? То-то и оно, что нет.
— Родители, должно быть, места себе не находят?
— Да что вы, им до этого и дела нет! — убежденно ответил человечек.
— Ты слышала, Мари?
— О чем? — (Тридцать, тридцать один, тридцать два, тридцать три, тридцать четыре.)
— Да, им до этого и дела нет!
— А что, если плату внесут — но позднее? — поинтересовался Джозеф.
— В этом случае, — ответил смотритель, — тело захоронят вновь, но только на тот срок, за какой внесена плата.
— Смахивает на вымогательство, — заметил Джозеф.
Коротышка-смотритель, не вынимая рук из карманов, пожал плечами:
— Надо же нам на что-то жить.
— Но вы ведь прекрасно отдаете себе отчет в том, что никому не под силу выложить разом такую сумму — сто семьдесят песо, — продолжал Джозеф. — Итак, вы берете с них по двадцать песо, год за годом, — быть может, на протяжении тридцати лет. А неплательщикам угрожаете выставить их mamacita [12] или nino [13] в этих катакомбах.
— Надо же нам на что-то жить, — повторил человечек.
Пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят три.
Мари стояла посреди длинного коридора, мертвецы окружали ее со всех сторон.
Все они вопили.
Они, казалось, восстали, рывком поднялись из могил, выпрямившись во весь рост: стиснув руки на иссохшей груди, вопили разверстыми ртами, вывалив языки, раздув ноздри.
И словно застыли в этом порыве.
Рты были открыты у всех мумий. Вопль не прекращался. Все они умерли — и знают об этом. Чувствуют каждым ободранным мускулом, каждым обезвоженным органом.
Мари замерла на месте, прислушиваясь к их слитному воплю.
Говорят, будто собаки слышат звуки, недоступные человеческому уху: тон их настолько высок, что для нормального слуха они как бы не существуют.
Коридор полнился воплями. Вопли неслись из разинутых от ужаса ртов — неслышные вопли.
Джозеф приблизился к одному из выстроившихся в ряд тел:
— Скажи: а-а-а…
Шестьдесят пять, шестьдесят шесть, шестьдесят семь, считала Мари в гуще воплей.
— Вот любопытный экземпляр, — проговорил владелец.
Перед ними стояла женщина: руки обхватили голову, рот широко разинут (видны хорошо сохранившиеся зубы), длинные глянцевитые волосы беспорядочно всклокочены. Глаза глядели из черепа голубовато-белыми крохотными яйцами.
— Такое иногда случается. Эта женщина страдала каталепсией. Однажды упала замертво, но на самом деле не умерла: где-то глубоко-глубоко в груди сердце продолжало неслышно стучать. И вот ее похоронили на кладбище в недорогом, но прочном гробу…
