Умы волновались. Горячие головы пылали. Голоса звучали несдержанно и шумно. Слишком уж животрепещущим оказывался вопрос, чтобы можно было обсуждать его спокойно. Флуг мастерски выполнил возложенное на него поручение и узнал все. Но на все вопросы товарищей Флуг отмалчивался и сдержанно-кратко заявил, что до поры до времени не скажет ни единого слова.
— Господа! Надо выбрать председателя? — послышались тут и там громкие голоса.
— Председателя! Председателя! — загремело хором.
— Комаровского! Комаровского выбираем! Полезай на стол, Комарик!
— Чучело! — загудел Комаровский… — Да ведь стол-то круглый… одноногий… Вроде какого бы дамского. А что, ежели я турманом оттуда? а? Похороны-то на чей счет будут? — басил, не выходя из своего мрачного спокойствия, Комар. Но его не слушали. Десятки рук подхватили высокого юношу на воздух, и через минуту мрачный Комарик восседал на столе, поджав под себя по-турецки ноги, и неистово колотил перочинным ножом по пряжке пояса, что должно было заменять роль председательского звонка.
— Ребята! — загудел в ту же минуту со своего поста Бабаев. — Чур! не вопить!.. Вопить будете — тень отца Гамлета предстанет, а предстанет тень — из единиц хоть окрошку делай!.. Чувствуйте!..
И снова его кудлатая голова высунулась за дверь.
В ту же минуту легкий, как мяч, Гремушин очутился на столе позади мрачного Комаровского.
— Братцы! — заорал во весь голос Коля, — торопитесь… Луканька того и гляди вонзится… Слушайте! начинаю. Отверсте уши и сомкните уста ваши!
— Без прелюдий, Николка! Валяй к делу! — загудело, зашумело кругом на тысячу ладов. Серые глаза Гремочки ярко блеснули.
— Братцы, — звонко выкрикнул он, — вам хорошо известно, что какой-то негодяй настрочил в газете пасквиль и результатом этого ваш рыцарски честный Радин, не желая подвести класса, влопался.
— Да к делу же! Чего мямлишь! — Раздраженно крикнул председатель — Комаровский.
— Начал от царя Гороха! Дать ему трепку за многословие.
— Долой оратора! Не надо такого!
— Не надо! Долой! Закрой свой курятник!
— Говорыть не умеет! Вот чэловэк! — громче других неистовствовал Соврадзе.
— Тише, вы! — умышленно звонким фальцетом запищал Каменский, — влопаемся все. Комарик, звони им! Звони, что они раскудахтались не в меру?
— Вот дурак-то! Чем я им звонить буду? Носом, что ли? — мрачно пробасил председатель. — Звонка у меня нет, чучело!
— Тише, вам говорят, тише, петушье! — несся от двери бас Самсона.
— Дайте же мне докончить! — взмолился Гремушин, весь красный, как пион, от тщетного усилия перекричать собрание.
