— Забавно, — сказал Чарли. — У меня в кармане джинсов как раз двенадцать баксов. И я прямо-таки вижу: возвращаюсь я в Уайлдер-Холлоу с таким чудом и ставлю его на свою полку над столом. Пари держу, у ребят глаза на лоб полезут.
— Тогда послушай…
Сделка совершилась, Чарли принес банку в фургон и поставил на заднее сиденье. Лошадь при виде банки дернулась и заржала.
Во взгляде хозяина аттракционов отразилось чувство, близкое к облегчению.
— Так или иначе, мне эта чертова кукла набила оскомину. Не благодари. В последнее время мне на ее счет приходили всякие чудные мысли… впрочем, не обращай внимания, просто у меня язык без костей. Пока, фермер!
Чарли тронулся в путь. Голые синие лампочки ярмарки сжимались в точку, как потухающие звезды, темная луизианская ночь поглощала фургон и лошадь. Веселый медный звон карусели затих. Остались Чарли, лошадь, мерно переступавшая серыми копытами, и сверчки.
А также банка за высоким сиденьем.
Жидкость плескалась туда-сюда. Булькала. Холодная серая штука внутри сонно стукалась о стекло, глядела наружу, глядела и ничего не видела, ничего не видела.
Чарли перегнулся через спинку сиденья, чтобы потрогать крышку. Ощутив сквозь крышку пары странной жидкости, его ладонь вернулась не такая — холодная, взволнованно дрожащая. Он ярко раскраснелся от счастья. Да, сэр!
Бульк-бульк, бульк-бульк…
В Холлоу, в тусклых пятнах от травянисто-зеленых и кроваво-красных фонарей, собралась небольшая толпа; обмениваясь монотонными репликами и поплевывая, приятели коротали время на территории универсального магазина.
Скрип-перестук фургона Чарли был им хорошо знаком, и ни одна нечесаная, тускловолосая голова не повернулась, когда он, покачавшись, остановился. Их сигары были как никотиновые светлячки, голоса — как кваканье лягушек летними ночами.
Чарли взволнованно вытянул шею.
— Привет, Клем! Привет, Милт!
— Чарли, послушай-ка. Послушай, — забормотали они.
Политический спор продолжался. Чарли резко его оборвал.
— Я тут кое-что привез. Вам, наверно, захочется посмотреть!
На галерее универмага блеснули зеленью в свете фонаря глаза Тома Кармоди. Чарли казалось, будто Том Кармоди только и делает, что торчит где-нибудь под крыльцом, в тени деревьев или в дальнем уголке комнаты и сверкает в темноте глазами. Что выражает его лицо, понять было невозможно, но в глазах всегда играло веселье. И каждый раз они смеялись по-разному.
— Да брось, дурло, как будто ты можешь нас чем-то удивить!
