И снова Чалкин замолчал, поправляя на коленях полы пальто. Молчал и Женька.
Оглохшее от ночной тишины, цепенело за окном село. Под одной крышей, в угловой комнате с выставленной рамой, лежит Кистерев. В доме покойник. Его присутствие постоянно ощущает Женька, ощущает наверняка и Чалкин, ищет общества живых. От Божеумова он сбежал — не тот живой, возле которого можно согреться.
Неожиданно оба насторожились: за окном завизжал снег под медлительными тяжелыми шагами — громкий журавлиный плач в оцепенелой тишине, — хлопнула входная дверь. Грузные шаги раздались в соседней комнате, заглохли…
— Не спите?
Присыпанный снежком, в громоздком пальто, с полной холодного воздуха — Бахтьяров.
— Э–э, да у вас гость. Помешал, похоже.
— Мне–то нет, а вот для вас удобен ли? — отозвался Чалкин, поплотнее запахиваясь.
— Удобен… что-то гонит нас друг к другу…
— Вас — ко мне? — удивился Чалкин. — Вы же не Иван Чалкин, вы Иван Бахтьяров — чистая совесть!
Бахтьяров не спеша снял шапку, расстегнул пальто, сел — локти в стороны, руки в колени:
— Места вот себе не нахожу.
Чалкин сочувственно вздохнул:
— Кто в наши дни не потерял близких?
— Теряем, страдаем и друг друга едим. Привыкли к потерям, — резко произнес Бахтьяров.
Чалкин сморщился:
— Опять вы!… Лежачего же бьете.
— Да не страдайте — не вас бью. До вас ли мне теперь. Себя проверяю: сумею ли после войны район поднять?… Не знаю.
— Э–хе–хо! — Чалкин вздохнул и по–стариковски закручинился. — Без отчаяния да без риска кобылу не объездишь, не то что жизнь.
Губы Бахтьярова тронула улыбка:
— Давно вы это поняли, Чалкин?
— Понять–то, поди, понял давно, да — что уж!…
— На старости лет вдруг почему–то расхрабрились? Рисковать же собрались… вместе со мной. Или особо надеяться нельзя — раздумаете?
— Нет! Не раздумаю.
— Кому славу петь? Кто растолкал?
— Не вы, Иван Васильевич.
— Кто же тогда? Навряд ли Кистерев.
Чалкин скупо кивнул в сторону Женьки:
— Он… мальчишка–сосунок, под самое сердце ткнул… Стыдобушка. Обжег ты, парень, меня.
Бахтьяров помолчал и серьезно согласился:
— Тогда все в порядке.
И наступила тишина. Спало за окном село. Но сон ли это? Не обманывает ли тишина? Не в такие ли глухие минуты поворачивается колесо истории? Не с этой ли ночи Нижнеечменскому району, раскинувшемуся сейчас в темноте заснеженными полями и затаившимися деревеньками, придется отсчитывать время новой жизни? Во всяком случае, хочется в это верить.
Новая жизнь — в мире, без войны… Женька знает — нет, она не будет легкой и гладкой, наверняка откроются новые сложности, наверняка пог, усталость и слезы тож… Но жизнь, но мирная!
