День рождения малышки Свонни. Шесть лет. Мы подарили ей куклу размером с настоящего ребенка и с настоящими волосами. Я пишу «мы», но, конечно же, куклу выбрала и купила я. Затем тайно принесла в дом, чтобы Свонни не видела. Расмус просто подписал открытку: «С любовью от Mor и Far».
Я давно собиралась написать в дневнике о Расмусе. Хотелось бы назвать его необычным мужчиной — но откуда мне знать, так ли это? Я жила только с одним, а своего отца ни одна девочка толком все равно не знает. Обычно она видит только лучшую его сторону или таким, каким он сам хочет казаться. Так что, вполне вероятно, Расмус ничем не отличается от других мужчин.
За нашим домом, в глубине сада, есть сарай, точнее, флигель, который Расмус превратил в мастерскую. Флигель достаточно большой, в него можно поставить машину, и там Расмус возится с моторами. Он часами разбирает их и снова собирает. Когда Расмус возвращается в дом, от него пахнет машинным маслом, сколько бы он ни мылся. Этот запах очень странный, горьковатый, так, наверное, пахнет расплавленный металл, и если долго его вдыхать, начинает кружиться голова.
У него в сарае верстак и много инструментов. Он сделал конуру для Бьёрна, домик с окном и черепичной крышей. Я не могла скрыть восхищения. Обычно я стараюсь не показывать таких чувств, потому что он задается. Он постоянно думает, что бы еще сделать. Его последнее увлечение — выдувание стекла, а следующим, видимо, станет скульптура. Потому что во время нашей сегодняшней прогулки на машине — предполагалось взять с собой Свонни, что-то вроде подарка на день рождения, однако у меня на коленях ерзает Мария — он остановился возле двора, где работал каменотес. Мы простояли там почти час, пока он наблюдал, как мастер обтесывает надгробный камень. И для этого он завез нас в самые трущобы, в Саут-Милл-Филдс.
Расмус редко бывает в доме. Словно так принято, что женщины всегда находятся дома, а мужчины — где угодно. Это смешно, мы все возмущались тем, что на Востоке женщин держат в гареме, но я, если честно, не вижу большой разницы. Я — в доме, Расмус — вне дома. Конечно, я хожу гулять. Точнее, сбегаю. Это и есть побег. Когда Расмус заговаривает об этом, он начинает с упреков.
— Тебя слишком долго не было дома, — заявляет он. Или: — Тебе что, дома заняться нечем?
Когда он закончил конуру для Бьёрна, ему захотелось сделать Ноев ковчег для мальчиков. Думаю, он собирался вырезать из дерева маленьких животных, всех, что были в ковчеге. Он целый день занят, и если я хочу поговорить с ним, например между восемью утра и девятью вечера, мне приходится отрывать его от дел или самой идти в мастерскую. Но вчера утром я пошла туда и спросила, знает ли он, сколько лет нашим мальчикам.
