Но самым удивительным в этом бряцающем алтаре было то, как я уже упомянул, что двигался он без помощи лошадей. Или мулов, или волов, или каких-либо иных тягловых животных. Не было даже дышла, чтобы припрячь животное!
Пока я ломал голову над этой загадкой, показался наконец и сам владелец перевозочного средства — он шел возле заднего угла в сопровождении хромого старого койота. Человек был возраста неопределенного, формы и цвета картофелины. Одет при этом в подробнейший индейский наряд, равных которому я еще не видел, — от головного убора из орлиных перьев до мокасин из оленьей кожи. Лента на лбу была с бисером, жилет — с бисером, кожаные штаны — с бисером. Ожерелье из четырех ниток свисало до самого картофельного живота; красные бусины в нем перемежались с белыми трубками. Эти трубки, как я позже выяснил, были вываренными хребтами редкого морского ежа и очень ценились. Среди всего этого индейского великолепия выделялось одно маленькое ювелирное изделие — серебряное распятие на изящной цепочке.
Сандаун прошел между зрителями и поднял ладонь.
— Хоу, брат Пастор. Ия кача катах.
Человек-картофелина и его экипаж остановились.
Родственники поговорили по-индейски через воз с барахлом и, видимо, пришли к согласию. Сандаун протянул монету. В глубоком размышлении Монтаник так и сяк наклонял голову, изучая согнутый медяк. Движения его были нечеловечески медленны, как у ленивца, изучающего лист. Джордж стал рядом с товарищем.
— Давай, Пастор. Выпрями бедному Сандауну цент. Сомневаюсь, что это вернет ему удачу, но людям до смерти хочется увидеть что-то особенное.
Родственник Сандауна обвел медленным взглядом собравшихся и кивнул. Он стал медленно опускаться. Его угол фургона опускался вместе с ним, пока не оперся на ось. Тогда я увидел, что привязанное в кузове колесо вовсе не запасное. Набожная картофелина в перьях и бисере заменяла собой и заднее колесо, и конную тягу разом.
Монтаник обошел фургон сзади, разминая пальцы руки, державшей ось. На глазах у безмолвных зрителей он взял у Сандауна монету и долго поворачивал ее в руках. Закончив осмотр, спросил:
— Какой филистимлянин это сделал?
Сандаун мешкал с ответом. Монтаник повернул лицо к Джорджу.
— Большой, Пастор, — ответил Джордж. — Сильный, как сам дьявол. Ты можешь его исправить?
— Не предавай монет на поругание безумному, — сказал Монтаник.
Он аккуратно взял пальцами края согнутой монеты и сделал вдох. Джордж опять вмешался.
— Без рук, Пастор. Я хочу показать нашему гостю с Юга чудо во всем великолепии.
