Я крикнула… или прошептала… не знаю…
— Амулет перерождения у меня! Заберите его, отдайте живым!
Но голос ответил из темноты:
— Когда амулет перерождения коснулся твоей груди, жизнь Хсейора и жизнь сына вождя стали навеки слились с твоей жизнью. Их уже нельзя разделить, как невозможно разделить медь и олово в бронзе. Хсейор и Золотое Крыло умрут с тобой, а если ты не умрешь, то тебя мы с собой увести не можем. Ибо Носительница Жизни должна быть оставлена семьей умершего. Да идет она тем путем, куда ведет ее воля желающего возродиться.
Не стало больше света факелов во дворе, но кто-то бросил мне теплое одеяло, и я согрелась. Не помню, как долго лежала я, укутавшись в одеяло. А потом я открыла глаза и думала, что проснулась в мире мертвых. Но увидела, что уже зацвела бузина и молодая весенняя луна возродилась в небе, а рядом со мной была разрытая могила и не знаю кем принесенное одеяло.
Запруда на ручье, где царствовал и буйствовал Быстрая Птица, была изрублена. Изгородь вокруг его бескрайних угодий сожжена дотла. Возвращены были на старое место древние замшелые межевые камни прежних владельцев полей. Почти весь хозяйский скот увели. Только из дома, пораженного проклятьем, ничего не взяли. Так было разорено царство Быстрой Птицы. Зато Амулет Перерождения был на моей груди. Прикоснувшись к нему, я пообещала Хсейору родить ребенка, в котором возродиться его жизнь. Молодая луна в небе росла, и сила возвращалась ко мне. Я встала, сняла серую одежду рабыни, надела белую и цветную одежду свободной и пошла в мир вольных сыновей и дочерей земли.
Но когда я вошла в деревню, на улице такое началось, будто к ним из лесу медведь в гости явился. Посередь дороги некие достойные мужи вытаскивали телегу из грязи. Увидев меня, одни попрятались за телегу, другие за коня. Женщины несли воду. Увидев меня, они в страхе бросили кадки и стали произносить заклинания. Но наверное сильных заклинаний они не знали — бормоча их, они все равно испугано отступали. Я им крикнула, что смерть, принесенная стариком, убила всех кроме меня. Услышав это, они побежали от меня в ужасе.
Тем временем по улице шел юноша нес дрова. Странный он был: голова смиренно склонена на грудь, глаза опущены долу, но спина гордо выпрямленная. Будто решил он повиноваться тем, кто выше его, но лишь до времени, ох, до времени! Я подумала: вот сейчас увидит меня, уронит свои дрова, и тоже согнется со страху. Но он только остановился, осмотрел меня с головы до ног, а потом знаком велел мне следовать за ним. Мы пришли к реке, и он крикнул:
