Он входит в кресла, сбрасывая свою шинель на руки капельдинера, который кланяется ему и говорит с приятностию: "Здравствуйте, батюшка Петр Семеныч". Фельетонист протирает очки и глаза и спрашивает у капельдинера: "Что? начали?" - "Нет-с еще-с…"
Значительно улыбаясь, с чувством собственного достоинства, он подходит к своему другу, литературному фактору, который, несмотря на совершенную безграмотность, приобрел себе некоторую известность в литературе изданием кое-каких литературных пьесок, альманахов и разных другого рода книжонок, ловко идущих с рук.
- Здравствуй, душа, - говорит ему фельетонист, трепля его по плечу.
Фактор оглядывается.
- А! Петя! Что это у тебя заспанные глаза?
Фельетонист поправляет очки.
- Что-то заспался, братец.
- Послушай-ка, Петя, знаешь…
Фактор наклоняется к уху фельетониста и шепчет… Слышны только некоторые отдельные слова: кутили; пьяный; издаю; ее расхвалить; "Репертуар"… душка; мне обещал…
"Пчела"… "Инвалид"… Фактор грозит пальцем фельетонисту и хохочет, приговаривая:
- Экая ты шельма, братец! Минута молчания.
Фактор со вниманием осматривает первый ряд кресел и потом стремительно обертывается к фельетонисту:
- Петя, Петя, посмотри-ка, кто затесался в первый-то ряд…
Фельетонист протирает очки.
- Ба, ба, ба! да это наш Максим Петрович?
Максим Петрович, или, правильнее, Максим Петров, - книгопродавец, и притом книгопродавец "добросовестный". Так по крайней мере величают его "добросовестные" журналисты.
Мой герой, разумеется, в самых приятельских отношениях, на самой короткой ноге с
"добросовестным" книгопродавцем.
- Максим Петрович, Максим Петрович!.. - бормочет он дружески, кивая ему головой и маня его рукою…
Книгопродавец, отягощенный галантерейностями, подходит к фельетонисту и фактору, которые с чувством пожимают ему руку.
- Ай да Максим Петрович! Экой франт!.. - восклицает фельетонист, осматривая с ног до головы книгопродавца. - Нечего сказать, мастер одеваться.
Книгопродавец ухмыляется.
- Что же-с… ничего-с, - говорит он, приятно обдергиваясь…
В эту минуту к ним подходит офицер, имеющий некоторое поползновение к литературе и сочинивший водевильчик. Снова взаимное пожимание рук.
Офицер посматривает с чувством на фельетониста.
- С каким наслаждением, - говорит ему офицер, - я прочел вашу последнюю статейку о бенефисе Толченова… Как живо вы это все умеете описать, и как это у вас все выходит… так и льется точно вот как будто…
Офицер останавливается, потому что решительно не знает что сказать далее.
