- Ах, маменька, - радостно вскрикнула Наташа, глядя в окно.
- Что такое?.. Кого нелегкое принесло в этакую погоду? - простонала Олимпиада
Игнатьевна, как будто нехотя приподнимаясь с дивана в ту самую минуту, как: колокольчик задребезжал и смолк у самого подъезда, - теперь добрый хозяин собаки не выгонит со двора.
- Маменька, - продолжала Наташа, - посмотрите, какой чудесный тарантас, какие лошади! кто бы это?
- Братец Сергей Александрыч! - вскрикнул Петруша, - это он, право, он!
- Может ли быть? откуда же? как? - спросила Олимпиада Игнатьевна, оживляясь.
- И с ним еще кто-то, - заметил Петруша.
- Ах, маменька, в самом деле и еще кто-то! - закричала Наташа.
- Да неужто, в самом деле, это он? - повторила Олимпиада Игнатьевна, обращаясь к
Петруше. - Вот нежданный-то гость, признаюсь! - продолжала она несколько иронически,
- прямо из-за границы, что ли, изволил прикатить к нам в глушь? Видно, уж все денежки прокутил, голубчик! Наташа, брось свою кацавейку-то, - надень какой-нибудь платочек на шею, а то ведь тебя, глупую провинциалку, как раз осмеют. Ведь Сергей Александрыч, матушка, не то что мы, дикари: он человек столичный, светский, за границей жил, в
Париже был.
В передней между тем послышался шум. Ирония исчезла с лица Олимпиады
Игнатьевны и мгновенно сменилась выражением истинно родственного восторга. С этим выражением бросилась она в переднюю навстречу к племяннику.
- Друг мой, друг мой!… - Она крепко прижала племянника к своему сердцу. - Вы ли это, батюшка мой? вас ли я вижу?.. Ах, какая радость! какая неожиданная радость! боже мой! боже мой!.. и как вы стали похожи на покойника братца! точно вот как будто он, голубчик, передо мною!.. Знаете ли вы, как он любил меня?
Олимпиада Игнатьевна рыдала без слез, припав головой к плечу родственника, обнимала и целовала его.
Положение Сергея Александрыча (ибо это, точно, был он) было затруднительно.
Минут пять по крайней мере тетушка душила его в своих горячих родственных объятиях, а братец Петруша так крепко и значительно жал ему руку, что Сергей Александрыч единственно только из приличия не кричал от боли. Между тем Наташа, еще не замеченная братцем, стояла у входа в переднюю. Наташа накинула на шею розовый платочек - лучший платочек, какой только был у нее, надела чистую манишку и даже украсила руку блестящим браслетом. Она была в сильном волнении и смотрела на братца с робким любопытством. В то же время головы горничных девок попеременно высовывались из полурастворенной половинки дверей. Ларька, выпуча глаза, разиня рот и почесываясь, смотрел на приезжих. Возле Ларьки стоял Петрович, буфетчик и дворецкий
