P. S. Поскорей отвечайте мне на это. Ответ ваш пришлите сюда с надежным человеком и велите отдать его Лизавете, дочери нашей ключницы. Я в ней уверена. Иначе письмо ваше могут перехватить".
Письмо это через два часа было уже в руках Григорья Алексеича…
Сергей Александрыч, несколько утомленный, в приятной неге лежал перед камином в своем кабинете в ту минуту, когда Григорий Алексеич вошел к нему, бледный как смерть, сжимая в руках письмо Наташи.
- Прочти это, - сказал Григорий Алексеич, отдавая ему письмо.
- Bravo! - произнес Сергей Александрыч, прочитав его. - Ай да Наташа! Я не ожидал от нее такой храбрости! Какова! Ну что ж? Похищать так похищать! я к твоим услугам. Вот наделаем мы суматоху в губернии-то!
- Умоляю, оставь свои шутки: они не у места. Дело идет об участи человека, о его будущности. Это игра на жизнь и смерть!
Григорий Алексеич схватил себя за голову и начал прохаживаться по комнате.
- Тебе легко так судить, - говорил он, останавливаясь перед Сергеем
Александрычем, - но если бы ты был на моем месте!
- Я не желаю быть на твоем месте, - возразил Сергей Александрыч.
- То-то и есть! Если бы ты мог представить себе, что я перестрадал, перечувствовал в эти дни…
- И какой же результат всего этого? - возразил Сергей Александрович, - подвинулся ли ты хотя на один шаг к решению гамлетовского вопроса: "Быть или не быть?" - жениться или нет? Теперь уж колебаться поздно… Решайся на что-нибудь.
- Решаться! - повторил Григорий Алексеич мрачно. - Выслушай меня… Еще за несколько минут перед этим письмом я сомневался в самом себе, колебался, не знал, что мне делать… Это письмо решило наконец все; оно показало мне самого меня в настоящем свете… Я не могу любить глубоко, с самоотвержением. Нет, не могу, я вижу это. Моя любовь в голове, в мечте, а не в сердце, не в действительности. Я принимал экзальтацию за истинное чувство, точно так, как мальчишка, как какой-нибудь Петруша, например, принимает "раздражение своей пленной мысли" за поэзию! Человек, истинно любящий, прочитал бы это письмо с восторгом, он не задумался бы над ним ни одной секунды, а я…
Меня бросило в лихорадку от этого письма, как презренного труса. Когда действительность схватывает меня за руку и требует решительного ответа, я отступаю от нее с ужасом, брак кажется мне страшнее смерти. Она с полною доверенностью бросается ко мне, ищет во мне своего спасения, а я скрываюсь от нее, я бегу от нее, я оставляю ее на терзанье палачам. Я ничего не могу для нее! Я довожу ее до последней крайности и тут только в первый раз сознаю свое жалкое бессилие, свое ничтожество сравнительно с нею.
