Родственники | страница 43
Но Григорий Алексеич не мог долго оставаться в таком безмятежном и блаженном состоянии духа. Одно обстоятельство, совершенно, впрочем, ничтожное, вдруг нарушило внутреннюю его гармонию.
Он лежал после обеда на диване в своей комнате и мечтал. Мечты его мало-помалу начинали спутываться и принимать неопределенные и туманные образы, глаза закрывались, и он готов уже был совсем заснуть, как вдруг кто-то сильно и выразительно крякнул над самою его головою.
Григорий Алексеич открыл глаза и с досадою обернулся назад.
На пороге двери стоял Петрович с свойственным ему глубокомысленным видом.
- Что тебе надо? - спросил Григорий Алексеич.
- Да, признаться, надо-то мне Сергея Александрыча, - отвечал Петрович, заглядывая в комнату.
- Его нет здесь.
- То-то нет, я и вижу, что нет. Да где же бы они это могли быть?
- Не знаю.
- Гм! Надо пойти отыскивать их. Барыня их спрашивает зачем-то…
- Поди отыскивай… Мне что за дело.
Но Петрович не двигался с места.
- Ну, что ж тебе?
- Эх, батюшка Григорий Алексеич, - проговорил Петрович, вздыхая, - то ись, как я вас люблю… верите ли богу… я много произошел в своей жизни и много господ видал на своем веку… Вот и Василий Васильич Бочкаревский, знаете его? уж на что барин, - да нет, куда до вас, далеко! Все не то. Этакая счастливица наша барышня, в сорочке, видно, родилась, ей-богу!
- Это что значит? - сказал Григорий Алексеич, вскакивая с дивана.
Петрович немного смутился.
- Вы простите меня, Григорий Алексеич, то ись, может статься, я и глупое слово сказал, оно, может, вам и неприятно, что я примешал ваши сердечные чувствия, но ведь шила в мешке не утаишь, батюшка, ей-богу. Мы, то ись все, не иначе понимаем вас, как женихом Натальи Николавны, и радуемся этому! Ежеминутно, так сказать, бога благодарим…
Григорий Алексеич кусал губы от нетерпения и досады.
- И сама барышня, - продолжал Петрович, - ономнясь приходит в девичью… и я тут случился, знаете… и говорит: ну, девушки, говорит, будет вам работа… приданое, говорит, мне шить…
- Она сказала это? - вскрикнул Григорий Алексеич, бледнея и дрожа всем телом. -
Ты лжешь!..
- Чего же вы, батюшка, гневаетесь-то? Убей меня бог. Вот тут и Палагея была, и
Аннушка, и Матрена, всё живые люди. Спросите у них, коли мне не верите.
Петрович клялся и божился, но Григорий Алексеич не слыхал уже ничего и не видал.
У Григорья Алексеича помутилось в глазах; он в отчаянье бросился на диван, потом вскочил и начал бегать из угла в угол, бормоча сквозь зубы несвязные и отрывистые фразы: