Константинополь. Последняя осада. 1453 | страница 55

Зима на Босфоре может быть удивительно суровой, как убедились арабы во время осады 717 года. Город из-за своего положения (его территория вдается в проливы) остается открытым для жестоких шквалов, приносимых северным ветром с Черного моря. В такую невероятно промозглую погоду температура ниже нуля пробирает до мозга костей; наводящий уныние дождь идет неделями, в результате чего на улицах стоит грязь, а в узких переулках начинается наводнение. Внезапные снежные бури налетают словно из ниоткуда, полностью заметая побережье Азии, находящееся в полумиле от Города, а затем исчезают так же быстро, как появились. Туман стоит долгими безмолвными днями, и тогда кажется, будто зловещая тишина держит Город в стальных тисках. Она зажимает языки церковных колоколов и заглушает стук копыт на площадях, словно лошади обуты в войлочные туфли. Видимо, зимой 1452/53 годов горожане страдали от особенно безрадостной и неустойчивой погоды. Люди стали свидетелями «необычных и странных землетрясений и колебаний почвы, громов и молний в небесах, и ужасающих раскатов и вспышек на небосводе, могучих ветров, наводнений, ливней и проливных дождей». Это не улучшило общего настроения. Христианские флотилии, которые должны были прибыть во исполнение обязательств по условиям унии, также не появились. Ворота Города оставались крепко запертыми, и подвоз продовольствия с Черного моря иссяк под нажимом султана. Простолюдины проводили дни, прислушиваясь к словам своих православных пастырей, распивая неразбавленное вино в тавернах и вознося перед иконой Пресвятой Девы молитвы о защите Города, как она защитила его во дни осады арабов. Истерическое стремление к чистоте духовной овладело людьми (здесь несомненное влияние оказали гневные речи Геннадия). Считалось греховным посещать литургию, которую служит униат, или получить причастие из рук священника, присутствовавшего на униатской службе, даже если он просто наблюдал за обрядом. Когда Константин проезжал по улицам, по его поводу раздавались язвительные замечания.

Печать с изображением Богоматери Охранительницы.[15]

Несмотря на унылую атмосферу, император делал все, что можно, для обороны Города. Он отправил эмиссаров для закупки продовольствия: «зерна, вина, оливкового масла, сушеных фиг, ячменя, а также гороха и других бобовых» — на островах Эгейского моря и в более отдаленных местах. Под контроль была взята работа по восстановлению заброшенных участков укреплений — со стороны как суши, так и моря. Хорошего камня недоставало, а возможности доставить его из каменоломен, находившихся за пределами Города, не было. Материалы брали из разрушенных зданий и покинутых церквей. Даже старые надгробия шли в дело. Ров перед стеной, прикрывавшей Город со стороны суши, расчистили, и, кажется, несмотря на все замечания жителей, Константину удалось убедить их принять участие в этой работе. За счет общественных пожертвований велся сбор денег с частных лиц, а также с храмов и монастырей, чтобы платить за продовольствие и оружие. Все имевшееся в Городе боевое снаряжение — увы, его было слишком мало — собрали и перераспределили. Вооруженный гарнизон отправили в те несколько крепостей, находившихся за пределами Византии, которые еще оставались под ее властью: в Селимбрию и Эпибат на северном побережье Мраморного моря, Ферапию на Босфоре (она находилась выше «Перерезанного горла»), а также на самый большой из Принцевых островов. Последнее, что предпринял Константин в плане противодействия туркам — каким бы слабым оно ни было, — рейд по османским деревням, расположенным на берегу Мраморного моря. Константин послал туда галеры. Тех, кого захватили в плен, продали в Городе в рабство. «И отсюда в турках произошел великий гнев на греков, и они поклялись принести им несчастье».