Последние силы таяли. Глаза вместе с дождевой водой начинала заливать мгла.
Лётчик впервые подумал, что, возможно, здесь его путь будет окончен.
Лётчик лежал навзничь, а Элис склонялась над ним.
Она звенела и переливалась, мерцала и дышала — призрачная, но тёплая. Её кости, мышцы, сосуды и жилы были созданы из света и пели. Глаза её смотрели с любовью. Она была самой нежностью. Её безмерная красота не слепила, а притягивала.
— Лети ко мне, — сказала она хрустальным шёпотом, — лети, не задерживайся, лётчик.
Лётчик улыбнулся Элис, и её образ стал расплываться. Синие глаза на белокожем лице показались синими облаками, плывущими по светлому небу, по серебряному небу неподвижных звёзд…
Лицо Элис изменялось.
Кожа темнела, по ней пролегали морщинки. Выцветали глаза. Ярко-синее платье становилось заношенным тряпьём. Горе утраты захлестнуло лётчика горькой волной, в отчаянии он потянулся к Элис, пытаясь вернуть её, и вдруг окончательно потерял.
Он лежал навзничь на траве, промокший и грязный. В пелене измороси вдали блёкло алели крылья Элиса, а над лётчиком склонялась старуха, замотанная в дождевик поверх ветхого тёплого пальто.
— Очнулся! — торжествующе сказала она. — Ну всё, теперь не уйдёшь.
— Что? — пробормотал лётчик.
Старуха выпрямилась и поправила платок. Переступила по грязи ногами в тяжёлых мужских сапожищах.
— Хорош валяться, вставай, — велела она. — И так простуду уже схватил, поди. Пошли. У меня печка топится. Каши наготовила я сегодня на роту, как знала. Пошли, пошли! — и она потянула его за рукав.
Лётчик перекатился на живот, не без труда поднялся на четвереньки и посмотрел на Элиса.
Элис стоял чуть одаль, на лётной полосе, посреди большого целого куска покрытия.
Не в яме. Не наискосок, упираясь в траву краем здорового нижнего крыла и топя шасси в грязи. Нет, Элис стоял прямо и на твёрдой дороге. Более того, у него работал двигатель, на половинной мощности, как положено перед рулением. Вид у триплана был напряжённый и, похоже, испуганный.
— Как?! — только и выговорил лётчик. — Элис, ты… сам?
Над ухом хрипло расхохоталась старуха.
— Поехали, — повторила она. — В сухости разбираться будем.
Она повела пилота и самолёт не к ангарам, а к полуразрушенному зданию терминала. В ангарах, по её словам, не осталось ни одной целой крыши, все текли. Часть стены терминала обвалилась, постройка выглядела ненадёжной, и всё же старуха уверенно направила Элиса под навес, образованный остатками второго этажа. Лётчик хмурился, глядя на кирпичную крошку, но возражать не решался.
