— Эт вряд ли, — скептически улыбнулся Саша, переключая скорость. — Бесовство это. Понимаешь, раньше считалось, что в человека бесы вселяются и заставляют его безумства и пакости творить. Рвут они его на части, только не буквально, а в душе, изнутри. Так вот, есть еще бесы идеологии, они заставляют человека о человеческом в себе забывать ради идеи. А на самом деле идеология появляется там, где одна система хочет сожрать другую. Это только дурачкам, которые в нее уверовали, кажется, что они во всем правы, а все другие ошибаются. Тогда можно и других убивать, и себя со спокойной совестью, и даже с удовольствием. Только вряд ли этим способом можно что-то исправить или кого-то перевоспитать. — Саша замолчал, глядя на дорогу.
В отличие от многих других водителей, он вел свой «зилок» очень разумно: легко пропускал вперед обгоняющие машины, без необходимости резко не тормозил и использовал горки для экономии горючего. Земфира с уважением посмотрела на него и подумала, что каждый человек в жизни таков, каков он за рулем, это лучший тест на психическую устойчивость. И неустойчивость тоже. Нет, до чего же классный парень этот Саша!
— Почему? Ну, чего замолчал? — спросила она, поглядывая в зеркало заднего вида со своей стороны. — Почему вряд ли?
— Потому что когда вокруг террор, становится легче воровать и грабить в неразберихе, законы-то не работают! Террор на руку силовикам, диктаторам и подлецам, он ведет к тирании. А честно работать в таких условиях — бессмысленно. Все равно кто-то придет и заберет. И кстати, о Достоевском…
— А причем тут Достоевский?
— Ну, ведь его герои совершали убийства по идеологическим соображениям. И самоубийства тоже. Это сейчас происходит на Востоке. В Палестине, например.
— Он совсем не это имел в виду! — сказала Земфира, резко поворачиваясь к Саше.
От этого движения серебристый кейс упал у нее с колен и раскрылся. Саша краем глаза заглянул внутрь. Кейс был заполнен аккуратно уложенными пачками банкнот с портретами президентов США. Сверху, вернее, раньше сверху, а теперь сбоку, лежал пистолет Стечкина. Смущенно улыбаясь, Земфира закрыла кейс и вернула его на прежнее место.
Белов весело свистнул и покосился на Земфиру: ай да девочка, ай да молодца! Посмотрел в зеркало: «Самары» по-прежнему не было видно. А была ли «Самара»?
— Ствол-то тебе зачем? — спросил он с той хрипотцой, которая, ему это было отлично известно, заставляла женщин млеть, и одарил Земфиру самой лучезарной из своих улыбок.
