Когда она открыла глаза, то увидела над собой избавляющегося от остатков одежды толстого и плотного, как Гаргантюа, Кабана. Наряду со страхом и ужасом перед неизбежным изнасилованием, ее поразила одна крамольная мысль, даже не мысль, а чувство уважения, которое она испытала при виде его огромного, эректирующего фаллоса…
— Понимаете, Виктор Петрович, — с удивленным видом продолжал рассказывать Кабан, — никогда у меня такой бабы не было. Уж что она вытворяла подо мной, словами не передать. А я ведь столько этих невиных дочек перетрахал, что счет им потерял…
— И что потом было, чем кончилось? — спросил заинтересованный Зорин.
Для Надежды Холмогоровой изнасилование закончилось фантасмагорическим оргазмом, подобного которому ей еще не доводилось испытывать в своей богатой амурными приключениями жизни. Все ее мальчики, студенты, аспиранты, членкоры и даже один академик РАН в лице ее мужа в подметки не годились этому дикарю в кабаньей шкуре, пьяному, дурно пахнущему водкой и потом…
Вот только когда в дверь позвонили, он повел себя далеко не по по-мужски. Вскочил, засуетился, стал искать разбросанные по комнате штаны и рубашку, впечатление было такое, что вместе со спермой из него ушел весь его сексуальный кураж и напор. Когда Кабан, собрав свою одежду в ком, зачем-то подошел к двери и открыл ее, а на пороге квартиры возник улыбающийся актер с букетом цветов, обнаженная, растрепанная, поцарапанная Надежда с разбегу вытолкала обоих наружу и захлопнула дверь…
В ванной, стоя перед зеркалом, и счищая ваткой кровь с оцарапанного во время падения лба, она счастливо улыбалась и напевала под нос что-то легкомысленное…
— Кончили мы одновременно, — сказал Зорину Кабан, не вдаваясь в подробности. — Но с тех пор она меня избегает, дверь держит на замке, к телефону не подходит. А я, Виктор Петрович, честно сказать, подсел на нее по самое дальше некуда… Как быть, ума не приложу?
Зорин прикинул доступную информацию: имеются в наличии молодая аспирантка, муж-академик преклонного возраста, большая квартира… Это даже не ребус, а детский кроссворд…
— Ты вот что сделай, — сказал он с надеждой взирающему на него Кабану…
Виктор Петрович Зорин, старый потрепанный жизнью зубр, хорошо понимал тех, кто безумствует из-за женщин. У него самого годам к пятидесяти интерес к ним стал как-то угасать. То есть, он по-прежнему мог выполнять свои мужские обязанности, но не испытывал потребности.
Слишком много душевных сил уходило у него на борьбу за политическое выживание, а похоть тела, как известно, и похоть власти вещи взаимозаменяемые. К тому же у него на руках были парализованная жена, которую он по-прежнему любил и уважал, и две дочери в подростковом возрасте.
