Прапорщик Щеголев | страница 7
— Но почему? — пристал к нему Ваня. — Папа же говорит, что вы могли еще не приехать.
— Но я все-таки приехал, — улыбнулся офицер.
— Но ведь этого же никто из начальства не знает! — не унимался мальчик.
— Начальство не знает, зато я знаю. Покажи-ка мне лучше, как пройти к штабу.
— Я провожу вас. Это тут за углом, почти рядом, прямо на бульваре. Извинившись перед хозяевами. Щеголев поднялся.
— Иди уж,— махнула рукой Марья Антоновна. — Экий ты торопыга. Возвращайся поскорее, расскажешь, как там тебя приняли... Да вот еще что. Ты скажи там в штабе, если к слову придется, что остановился у Бодаревской. Они меня знают.
— А не все ли им равно, где я остановился? — удивился прапорщик.
— Не все равно,— строго сказала хозяйка. — Глядеть на тебя иначе будут. Поймут, что ты не прощалыга какой. А то им недолго тебя в дыру какую загнать. Ты-то ведь бессловесный, протекции у тебя нету...
— Что вы, любезнейшая Марья Антоновна,— покраснел Щеголев,— зачем мне протекция...
— Говори!.. Будешь служить, узнаешь, каково без протекции...
Минуту спустя Щеголев и Ваня были уже на улице. Прапорщик сразу же засыпал мальчика вопросами. Его интересовало все: памятник Ришелье, красивая колоннада Хлебной Биржи.
— Вот это Карантинная гавань, — объяснял Ваня. — Здесь стоят суда, прибывшие из-за границы. А вон та другая называется Практической — там выгружаются и нагружаются корабли. Это вот — Военный мол...
Для молодого прапорщика, впервые попавшего в большой южный город, все здесь было ново. На улице под большими зонтами сидели менялы с ящиками, в которых были деньги различных стран мира. Иногда то к одному, то к другому из них подходил моряк, бросал на столик монету; меняла брал ее, внимательно рассматривал, пробовал даже зубами. Потом прятал монету в ящик, а моряку давал другую. Так происходил обмен российских денег на иностранные и иностранных на российские.
Навстречу прогромыхала телега с бочкой, и Щеголев с удивлением узнал, что воду для питья здесь привозят из-за города, потому что в колодцах вода соленоватая.
Он с интересом расспрашивал о пушкинских местах, о театре. К удивлению Вани, с живым сочувствием смотрел на жалкие, грязные лачуги, где жили ремесленники...
...Подошли к роскошному подъезду штаба. У двери стоял швейцар в шинели, расшитой бесчисленными золотыми галунами. С замиранием сердца прапорщик взялся за ручку, но швейцар поспешил распахнуть дверь.
— Поздновато изволили пожаловать, ваше благородие,— сказал он, принимая саблю. — Никого почти что и нет. Хотя, может быть, вы по вызову его высокопревосходительства,— тогда пожалуйте наверх. — При этом швейцар, как показалось Щеголеву, лукаво усмехнулся.