В доме Бодаревских все перевернулось вверх дном. Дочь их должна была ехать вместе с институтом благородных девиц. Марья Антоновна решила обязательно ехать с ней. Тщетно Корнила Иванович доказывал, что в этом нет никакой надобности, ибо путешествие недалекое – всего только до Вознесенска, и подлинно известно, что девочки едут под сильной охраной и им там будет хорошо. Марья Антоновна и слушать не хотела. Она намеревалась взять с собой и Ваню. Но мальчик, услышав о намерениях матери, решительно заявил:
– Никуда не поеду!.. Делайте со мной, что хотите! Останусь с папенькой!
В доме спешно запаковывали огромнейшие кованые сундуки, десятки лет не сдвигавшиеся с места. В укромных углах двора и сада рыли глубокие большие ямы, прятали добро.
Федор Рыбаков сообщил Щеголеву о полученном приказе готовить «Андию» к затоплению.
Щеголев знал, что пароход в случае опасности было решено затопить, сняв те части, которые могли испортиться от пребывания под водой. Но это казалось почему-то маловероятным. И вот вдруг...
Прапорщик рассеянно смотрел на кондуктора.
– Ничего не поделаешь, Александр Петрович. Затопить «Андию» нужно, чтобы спасти ее. Все мы это понимаем... Но каково нам, морякам, топить собственный корабль, хотя бы даже временно... По-моему, никто, кроме моряка, этого чувства не поймет... Ну, пойду, – вздохнул он, – нужно составлять списки снимаемых частей.
Рыбаков тяжелой походкой пошел по трапу. Щеголев с душевной болью смотрел на пароход, с которым за это время успел настолько сродниться, что понимал чувство Рыбакова.
К вечеру уже начали разбирать пароход. «Андия» казалась мертвецом, которого убирают к похоронам.
Ясным утром 8-го апреля на батарее заметили группу всадников, гнавших во весь опор.
Щеголев присмотрелся.
– Да ведь это генерал Есаулов и полковник Яновский!
Командир батареи подбежал с рапортом, но генерал махнул рукой.
– Не до рапортов, прапорщик. Скажите лучше, может ли ваша батарея немедленно вступить в бой?
– Так точно, ваше высокоблагородие. Разрешите спросить, почему...
– А потому, – прервал Есаулов, – что в море появился неприятельский флот вымпелов[8] в двадцать пять.
У Щеголева слова застряли в горле.
– Так вот, молодой человек, – генерал сделал ударение на этих словах, – может быть, вам тоже придется принять участие в бою.
– Вряд ли, ваше превосходительство, эта батарея будет сражаться, – сказал полковник. – Мелко здесь, неприятельские корабли не смогут подойти близко. В крайнем случае, – повернулся он к прапорщику, – дадут по вас несколько залпов и выгонят отсюда.
