Наверна, поэтаму я потом с ума сходил по длинннным юпкам. Наверна, так. Фсе эти мини-шмини и джинс в обтяжку меня никогда не волновали. А вот длинная юпка… асобенно если типа бирьоскинаво сарафана — эта вапще. Тут я фсегда начинал заводицца нипадеццки.
Я и невинность свою потерял из-за юпки. Мне тогда исполнилось тринаццать. Абычна мы ездили летом в Ыстонию около Чуцкова озера. Снимали на хуторе. Мужа у хозяйки не было, зато была дочь, на три года меня старше: толстоватая и на лицо очень даже не очень, хотя гуляла вофсю, со фсей Ыстонией. Так ей кричала ейная мамахен, наша хозяйка: «Ты гуляешь со фсей Ыстонией, праститутка!» Абычна они дрались по утрам, причем Наташка — ее звали Наташка — давала своему мамахену сдачи софсем нипадеццки. А мамахену было абидно, само собой. За Наташкой приезжали вечером на машинах, и она выпархивала из дома на облаке духофф, сверкая голыми ляжками и накрашенная, как Чингачгук.
— Опять? — кричала ей вдагонку мамахен, выскакивайа из сарайа — она вечно была то ф сарайе, то ф хлеву, то на огороде, патамушта хозяйство было большое, а она одна. — Опять?! Ой, горе мне, горе! Кто тебя потом возьмет, такую раздолбанную?
— Моя долбилка, я и гуляю! — огрызалась Наташка. — У тебя у самой заросло, вот и завидуишь!
Хлопала дверца машины. Хозяйка плевала и уходила назад ф сарай. Возвращалась Наташка под утро и спала до обеда, а потом просыпалась, выходила во двор, и начиналась ачереднайа ссора, переходящая в драку. Такая вот была эта Наташка.
Вы, наверна, решили, что она-то и стала моей первой пелоткой? А вот и нет! Наташка ходила ф миниюпках или в бекини и патаму не волновала меня вофсе. А вот ейный мамахен… Хозяйка фсегда носила длинный сарафан с передником, простой полотняный сарафан, даже без вышиффки. Абычнайа рабочайа крестьянскайа одежда, поразительно похожайа покроем на бирьоскину. Поразительно.
Ближе к концу лета на озере устроили какой-то местный праздник — не то руский, не то ыстонский. Моя мама с сестрой уехали ф горад до вечера — подальше от пьянки, которайа гудела с самова утра по фсиму побережью. Я ехать отказался: меня больше фсиво интересовал тогда хозяйкин сарафан. Ф честь праздника она надела другой — красный, с вышиффкой, и красивый передник, сафсем не грязный и даже не застиранный. Накануне за Наташкой никто не приехал, а потому утро прошло без драки. Мать и дочь даже перекидывались шутками, а ф полдень за обедом выпили по стакану. Меня обедать позвали, но вотки не налили. Хозяйка сказала:
