Первые осознанные различия касались размеров. Два-три мальчика выглядели переростками, а потому выделялись мною из общей толпы, ибо представляли повышенную угрозу в броуновском движении коридора. Один из них носил фамилию Грецкий и прямо вытекающую из нее кличку «Орех». Уже тогда, в младших классах, он выглядел спокойнее и увереннее других — просто потому, что остальным приходилось много хуже, чем ему самому.
Особенная подлость жизни заключается в относительности ее оценок: если тебе паршиво, достаточно сделать так, чтобы окружающим стало еще паршивее, и тогда твое «плохо» сразу превращается в «хорошо». Так что у Грецкого Ореха всегда находились основания быть довольным. Конечно, можно было, отбежав предварительно на безопасное расстояние, обозвать его «жирягой» или «мясокомбинатом», но даже эта небольшая радость всегда омрачалась предчувствием неминуемой расплаты. Злопамятный, как слон, Орех тщательно следил за тем, чтобы объем окружающего «плохо» не опускался ниже определенного минимума.
Но речь тут все-таки не об Орехе, а об этом типе по фамилии Гиршуни. Аркадий Гиршуни. Мой тезка, между прочим — я ведь тоже Аркадий… но не может же одно это служить объяснением нашей таинственной неразрываемой связи? Мало ли в мире Аркадиев? Много, очень много. Впервые я по-настоящему осознал это, когда столкнулся с необходимостью выбрать имя или, как здесь говорят, ник для этого блога. Простое Arkady оказалось занято, и программа насмешливо предложила мне присоединить к моему первоначальному выбору комбинацию цифр. Именно комбинацию, потому что занятыми оказались и Arkady1, и Arkady2, и Arkady3, и так далее, вплоть до Arkady9, на котором мое терпение иссякло, и я наугад скакнул заведомо далеко: Arkady569. Почему именно 569? Ну, во-первых, оно оказалось свободным. А во-вторых, черт его знает… разве мы сами выбираем свои имена?
Я начал свой рассказ с младших классов школы только для того, чтобы продемонстрировать давность нашего с ним знакомства. Аркашка Гиршуни… само звучание его фамилии представляло вызов для русского уха. Даже школьные училки, проводя перекличку, непременно запинались об это нелогичное «гирш» и только с третьей попытки, к вящему удовольствию затаившего дыхание класса, выдавали что-либо вроде «гришуни», а то и вовсе «грешули». Будь Аркаша другим, не занимай он столь безнадежно низкое место в жестокой школьной иерархии, его непременно прозвали бы «Грешный», или «Грешник», или как-нибудь еще в том же духе. Но он был совсем уж ничтожным, последним из последних, Аркашка-букашка, Аркашка-какашка, а понятие греха все же подразумевает некоторую значительность, даже авторитетность, так что вроде бы напрашивающаяся кличка не подходила тут никоим образом.
