Удар был, что надо. Мне даже кисть вывернуло. Однако на верзилу это не произвело ни малейшего впечатления. В ответ он не глядя закинул руку назад и вкатил мне мощнейшую оплеуху, такую, что если бы я чуть слабее захватил его шею, то мигом оказался бы на асфальте. И тут со мной что-то произошло. Я стал дубасить своего противника с такой и частотой, будто в моей руке был не фонарь, а малый отбойный молоток «МП 16» – вес девять кг, энергия удара сорок четыре Джоуля. Это Костлявому уже не понравилось. Он зарычал, скакнул вбок и, откинувшись назад, крепко приложил меня о борт моей же машины. От удара в моем позвоночнике что-то хрустнуло, в нутре екнуло, а в голове зазвенело. Руки сразу же стали какими-то слабыми, если не сказать чужими. То есть чувствовать-то я их чувствовал, а вот управлять ими не мог. Поэтому, когда Костлявый отошел от машины, я не удержался и раненным кавалеристом с лошади безвольно сполз с его спины и остался лежать на теплом пыльном асфальте.
Не знаю, планировал здоровяк добивать меня, или нет. Но, тут дружная команда его странных недоброжелателей, наконец-то, перегруппировалась, и предприняла вторую атаку. Что там происходило я в точности не видел, потому как, после полученных повреждений мне как-то больше хотелось в мягкую постельку или на худой конец под рентгеновский аппарат. Вставать же и получать новую порцию травм несовместимых с жизнью или просто крепким здоровьем как-то не улыбалось. Тем не менее, чувство долга и попранного двухметровым гадом достоинства все же требовало какого никакого отмщения, поэтому я, скрипя, перевернулся на живот и стал подниматься.
Медленно. Как крейсер «Варяг» со дна на рейде Чемульпо. Правда, мне было все-таки тяжелее. «Варяг-то» поднимали японцы, а мне не помогал никто. При этом вокруг раздавались, то тяжелые хрусткие удары, то чей-то рык, то сопение, то сдавленная ругань, перемежавшаяся ценными указаниями:
– Вязы его, Васзя! – требовал чей-то голос с азиатским акцентом.
– Сам сеть держи! – огрызалась на это девушка, видимо, раздраженная тем, что ее обозвали «Васзей».
– Секундочку, господа! – это явно произнес Чехов. – Сейчас я вам помогу.
– Дурак, не лезь! Пожалеешь! – предупредил в свою очередь Костлявый. И что было странно – «дурак» у него прозвучало не определением, а скорее как личное обращение. В конце концов, мне удалось цепляясь за различные выступы родной машины, подняться на ноги и повернуться лицом к схватке. Однако она к тому времени уже закончилась. Светящаяся девица – правда, к тому моменту ее яркость значительно поубавилась – Чехов и Длинный с Коротким, тяжело дыша, стояли над упакованным в сеть и туго перевязанным арканом телом Костлявого. На меня они внимания не обращали.
