Когда Аттила вместе с императорскими посольствами появился в столице, Онегезий только что вернулся из важной поездки. Ему было поручено завершить завоевательный поход и по возвращении немедленно присоединиться к вождю, так что в первый день он не принял Максимина. Посол был полон беспокойства, с трудом сдерживал нетерпение и на следующий день с самого утра послал Приска с подарками ждать министра. Посланник обнаружил ворота закрытыми, при них никого не было, и, ожидая около дома пробуждения его обитателей, он, чтобы согреться в рассветном холодке, прохаживался вдоль него. Внезапно кто-то его приветствовал греческим обращением «Хайре!». «Привет!» — ответил он, как мы сказали бы «С добрым утром», удивившись цивилизованному языку в гуще варваров. Далее последовал один из самых интересных разговоров, о которых только есть записи. В нем шла речь о сравнении цивилизации и варварства, что в то время занимало многие умы. Приск наконец спросил незнакомца, как тот оказался среди варваров. «Почему ты спрашиваешь меня?» — ответил незнакомец. «Потому что ты говоришь по-гречески, как уроженец Греции», — объяснил Приск. Но незнакомец только засмеялся. «Да, — сказал он, — я в самом деле грек. Я прибыл по делам в Виминаций на Дунае, что в Мёзии, и жил там много лет. У меня была богатая жена. Но когда гунны ворвались в город, я потерял все свое состояние и стал рабом этого Онегезия, которого ты, похоже, ждешь. У гуннов есть такой обычай — самые богатые пленники достаются их знати. Вместе со своим новым хозяином я не без выгоды для себя принимал участие в войнах. Я воевал с римлянами и с варварами и купил себе свободу. Теперь я стал, гунном, моя новая жена из варваров, и у меня есть дети от нее; я часто гощу у Онегезия, и, честно говоря, мое нынешнее положение куда лучше прошлого. Ибо когда война завершена, тут можно жить без особых хлопот. Нас война кормит, а тех, кто живет под римским правлением, уничтожает. Те, кто под Римом, должны полагаться на других, которые обеспечат их безопасность, потому что закон запрещает иметь оружие даже для самозащиты, а те, кому разрешено воевать, часто становятся жертвами невежества и продажности своих же вождей. Но у римлян даже все беды войны ничто по сравнению с пороками мирного времени, с невыносимым налоговым бременем, с грабежами сборщиков податей и давлением власть имущих. А как может быть иначе, если существует один закон для богатых и другой — для бедных? Если богатый человек совершает преступление, он знает, как откупиться, но, если закон преступает бедняк, возможно, просто по невежеству, ибо не знаком с формальностями, — и с ним покончено. Справедливости можно добиться лишь за большую цену, а по моему мнению, это худшее из зол. Ты должен купить адвоката, чтобы он просил за тебя, но тот будет защищать тебя или поможет избежать приговора, лишь предварительно получив немалую сумму».
