– Ну, довольно, Этель, – вмешалась Айрин. – Пойдем заберем папу домой и будем заботиться о нем и любить его.
Как мудро и благородно – сказать так, причем всерьез! Тед поразился про себя, сколько же в матери силы. Он знал, что Айрин ни за что не сплавит отца в лечебницу и уж тем более – если кто-то из детей дал понять, что не одобряет этого. Она станет внимательно за ним приглядывать – и на каждом шагу разубеждать отца в том, что якобы глаз с него не спускает.
Айрин делала все, что могла. На ее глазах отцовские «затмения», как выразился врач, все учащались, хотя регулярнее не стали. Гарви дважды запирался в доме, оставив жену на улице, и пялился на нее сквозь щелку в жалюзи, недоумевая, кто она такая – уходи, мол, подобру-поздорову. Семь раз он пропадал, и его приходилось разыскивать с полицией; как-то раз он забрел в один из неблагополучных районов города, а в другой раз обнаружился под причалом на пристани, с разбитым в кровь носом и ободранными ладонями.
В ту пору Тед вновь прилетел в Балтимор и на пару с сестрой попытался убедить Айрин, что Гарви пора в лечебницу. Мать по-прежнему не соглашалась, – но как же она не походила на себя прежнюю! Взгляд не сделался жестким, нет, вот только мягкости в нем не осталось. И хотя она-то не представляла собою слюнявую развалину, как отец, в выражении ее лица ощущалось что-то общее с ним – возможно, покорность судьбе или, как выяснилось впоследствии, предназначение. Вскоре после того, как Тед вернулся в Калифорнию, ему позвонила Этель и сообщила, что Айрин застрелилась – выстрелила себе в голову из старого отцовского пистолета.
– Это все ты виноват, – сказала Этель.
Тед спорить не стал.
На рассвете, пока Глория и дети, как ни поразительно, еще спали, Тед принял душ. На лужайке и на улице перед домом кишмя кишели люди. Фотографы и кинооператоры толпились вокруг, курили, указывали на дом. Репортеры, по колено в утренней росе, передавали свои впечатления от дома, от квартала в целом, от сложившейся ситуации. Тед не только воображал себе репортажи, исторгаемые ртами, что зияли в середке нереальных лиц, но с помощью новообретенного слуха улавливал каждое слово. Полиция отгородила дом веревкой; во дворе перед домом дежурили трое охранников. Вниз, кутаясь в халат, сошла Глория – и тоже поглядела в окно.
– Ну и надолго они тут? – спросила она.
– Не знаю, – отозвался Тед. – Дети еще спят?
– Ага. – Глория вздохнула. – Напрочь вырубились. Держу пари, ты тоже устал. Ты ведь так и не ложился?
