– Не хочешь ли ты мне что-нибудь рассказать? – спросила Этель.
– Что именно? Ты имеешь в виду, не наследственное ли оно? – Теду ужасно хотелось предложить сестре взять да отрезать себе голову и проверить на собственном опыте, но вместо того он сказал: – Мы вообще-то все ужасно напуганы. Извини, сейчас я немного занят. Передавай привет этому, как-бишь-его. – И повесил трубку.
В дверь позвонили.
– Ну, что еще? – буркнул Тед.
Они с Глорией прошествовали к двери – прямо как были, в халатах. Переглянулись – и Тед отпер дверь. Сей же миг их ослепили яркие вспышки: повсюду торчали подсвеченные сзади головы, со всех сторон в них тыкали микрофонами.
– Расскажите, каково это – восстать из мертвых? – рявкнул чей-то голос.
Тед закрыл дверь. Снаружи доносился невнятный гул. На верхней площадке лестницы появились Эмили и Перри: дети терли глаза и спрашивали, что происходит.
– У нас перед домом полно грузовиков, – сообщил Перри.
Зазвонил телефон.
– Тед? – промолвила Глория; в глазах ее отразился новый страх. – Что нам делать?
Первой мыслью Теда было: надо потихоньку выбраться из дома и бежать прочь – но это, конечно же, сущая нелепость. Он – университетский преподаватель; он совершенно не умеет незаметно растворяться в толпе, не говоря уже о том, чтобы выживать и одновременно заботиться о жене и детях. Тед частенько думал про себя, что для программы защиты свидетелей он бы представлял ту еще проблему: его с семьей не удалось бы переместить ни в какое иное сообщество по той простой причине, что он просто не способен делать что-то кроме того, чем занимается сейчас, а именно учить и пытаться писать невнятные статьи. В магазине скобяных изделий он просто вымрет; да и на стройке будет вопиюще неуместен, а уж ежели его поставят управлять краном или любой другой техникой, он точно кого-нибудь зашибет. Пытаться тайно переселить куда-то преподавателя английского – все равно что изменить имя профессионального баскетболиста и попробовать спрятать его в чужой команде.
– Давайте просто сохранять спокойствие, – предложил Тед. На самом-то деле он был абсолютно спокоен – спокойнее, чем когда-либо. Возможно, лишь потому, что при отсутствии пульса учащаться было вроде бы и нечему; но Тед знал: не все так просто. А еще он знал: дело не в том, что он уже видел самое худшее – смерть – и пережил ее. Он что-то понял, хотя пока понятия не имел, что именно. В глубине души он был спокоен и невозмутим и знал, знал нечто, знал, что знает это нечто.
